— Да, мы разговаривали о наших семейных делах, — подтвердила Марис. — Я как раз сказала Ною, что мне совсем не хочется ехать бог знает куда, чтобы выпить один-два лишних коктейля. — И она лучезарно улыбнулась Наде.
— Ты действительно выглядишь усталой, — парировала та и ответила приторно-сладкой улыбкой.
— Извини, Надя, — вмешался Ной в этот обмен любезностями, — но сегодня мы действительно не сможем никуда поехать. Я должен отвезти Марис домой и уложить в постель.
— Нет, дорогой, — покачала головой Марис, не желая разыгрывать перед Надей капризную стерву-жену. — Если хочешь, поезжай. Я не хочу тебе мешать. Можешь немного развлечься — сегодняшний прием был таким нудным!
— Речь идет вовсе не о развлечениях, — резко сказала Надя и нахмурилась. — Я собиралась предоставить вам обоим уникальную возможность поговорить тет-а-тет с одним из самых талантливых романистов нашего времени без его агента!
Почувствовав, что говорят о нем, талантливый романист неуклюже поклонился или, вернее, пошатнулся. До сих пор он не издал ни звука — только водил из стороны в сторону выпученными, налившимися кровью глазами, в которых застыло удивление новорожденного, впервые увидавшего большой мир. К разговору он явно не прислушивался. Марис с понимающим видом кивнула Наде.
— Именно это я и имела в виду, — сказала она и добавила, повернувшись к Ною:
— Поезжай, милый, я сама доберусь до дома.
Он с сомнением поглядел на нее:
— Ты уверена?
— Вполне. Я даже настаиваю.
— В таком случае — решено. — Надя с силой потянула знаменитого романиста за руку, и он последовал за ней, словно лунатик. — Вы пока попрощайтесь, а я пойду за такси. А ты, Марис, поезжай домой и постарайся отдохнуть как следует — у тебя действительно очень усталый вид.
Паркер Эванс смотрел в окно — в пустоту за оконным стеклом. Ему не было видно береговой линии, но если бы он сосредоточился, то расслышал бы шум прибоя. Небо было затянуто грозовыми облаками, и от этого в комнате было темно. Лампы не горели, и ни один луч света не рассеивал мрачный полумрак.
Из этого окна на первом этаже Паркеру была видна только узкая полоса газона, которая круто обрывалась к океану в нескольких ярдах от задней стены дома. Кромка обрыва казалась ступенькой перед спуском в черную пустоту. Не удивительно, что моряки во все времена опасались незнакомых обрывистых берегов.
Свет в комнате Паркер не включил специально, в противном случае на оконном стекле возникло бы отражение его лица, а он никогда не любил смотреть на себя. Уж лучше бурлящий мрак штормового неба и вспышки молний, лучше фантазии и подсказанные воображением картины, чем что-то обычное, заурядное, земное.
И уж совсем не нужен был ему свет, чтобы прочесть записанные на листке бумаги телефоны. Ему вообще не нужно было их читать. Паркер уже давно знал их наизусть — даже номер ее мобильника.
Да, шесть месяцев ожидания в конце концов принесли свои плоды. Марис Мадерли-Рид пыталась разыскать его.
А ведь еще вчера Паркер был почти готов отказаться от первоначального плана и попробовать что-нибудь другое. Он почти не сомневался, что Марис прочла пролог «Зависти», но он ей не понравился, и она швырнула его в мусорную корзину, не дав себе труда прислать ему хотя бы формальный отказ.
Паркеру также приходило в голову, что его рукопись могла вовсе не попасть к ней. На почте могли перепутать адрес. Кроме того, на просмотре рукописей мог сидеть какой-нибудь младший редактор, который разбирается в литературе не больше, чем свинья в апельсинах. Наконец, многие издательства вообще отказывались от рассмотрения незаконченных авторских рукописей, предпочитая иметь дело с литературными агентствами.
О других препятствиях, которые могли помешать его рукописи попасть на стол к Марис, Паркер старался не думать. С каждым днем он все больше убеждался в том, что его план с самого начала был никуда не годен и ему нужно придумать что-нибудь другое.
Но это было вчера. И снова Паркер убедился, как много может значить всего один день. Несомненно, рукопись все-таки попала на стол к Марис, она все-таки прочла ее и теперь пыталась связаться с ним.
