— Это на него ты угрохал все наши деньги? — уточнил Тодд.
— Мне подарил его мой дядя по случаю окончания университета, — сообщил Рурк театральным шепотом. — А теперь заткнись и иди сюда, только скорее!
Недоумевая, Тодд повернулся к стене, в которой зияла квадратная дыра. Когда-то здесь была дверь, но сейчас она стояла рядом и как будто подпирала стену, чтобы та не упала. За деформированной дверной коробкой находилась ванная комната. Она была совсем небольшой и отличалась от общей ванной в общежитии студгородка лишь тем, что в последней — несмотря на плевки табачной жвачки на полу, плесень в душевых и неведомо чьи полотенца на холодных трубах-сушилках — было значительно чище.
Но еще сильнее, чем состояние раковины и унитаза, подействовал на Тодда вид друга, который, сбросив на пол патриотической расцветки полотенце, снова шагнул в душ. Стоя под струйками воды, он пристально смотрел за окно, забранное алюминиевыми жалюзи.
— Послушай, откуда у тебя дядя? — спросил Тодд. — Ты никогда про него не говорил! Он что, настолько богат, что может…
— Ты идешь или нет? — нетерпеливо перебил Рурк.
— Я не полезу с тобой в этот грязный душ, — едко сказал Тодд. — Что я тебе — гомик? И вообще — кончай валять дурака! Объясни лучше…
— Слушай, я тебе все объясню, только потом, а сейчас перестань болтать и иди сюда. Скорее, пока они не ушли!
Его волнение передалось Тодду, и он почувствовал себя заинтригованным. Забыв о раздражении, он сбросил одежду и шлепанцы и, встав под душ рядом с Рурком, с любопытством заглянул в щель между пластинами жалюзи.
Из окна ванной комнаты открывался отличный вид на плоскую крышу небольшого двухэтажного домика, стоявшего по соседству. На крыше, вытянувшись на надувных матрацах, принимали солнечные ванны три совершенно голые девицы. Их загорелые тела, покрытые маслом для загара, так и блестели на солнце. Пока Тодд обалдело таращился на них, одна из девиц перевернулась на спину и принялась смазывать маслом торчащие в разные стороны груди.
— Ее зовут Эмбер, — шепнул приятелю Рурк.
Эмбер не спеша втирала масло в соски. Они были у нее большими и красными, как клубничины, и Тодд судорожно сглотнул.
— Ты с ними знаком?
— Теперь — да. То есть я знаю всех трех по именам; иногда мы даже болтаем о всякой ерунде, когда встречаемся на автостоянке за домом. Они танцуют в ближайшем стрип-клубе.
Тодд снова сглотнул. Теперь он понял, откуда в этих девицах столько томной чувственности. С самого первого взгляда ему было ясно, что перед ним не обычные студентки. Тела у этой троицы были по-настоящему… живописны. Правда, он подозревал, что сиськи у них все-таки не настоящие, но кого это волнует?
— Ту, у которой выбрит лобок, зовут Звездочка, — снова шепнул Рурк. — Она обрабатывает его специальной пудрой с блестками, и в финале ее номера он начинает сверкать что твое звездное небо.
— Ты не врешь?
— Богом клянусь! Звездочка садится на корточки, а осветитель направляет прожектор прямо туда…
— Вот черт!
— А брюнетку зовут Мария Катарина.
— Странное имя для стриптизёрши!
— Вовсе нет. Она выходит на подиум в одежде монашки. Сначала она раздевается под музыку, а потом берет четки и начинает…
— Молчи, ничего не говори! — перебил Тодд. — Я хочу увидеть это своими собственными глазами! — Брюнетка лежала лицом вниз на своем банном полотенце, и Тодд причмокнул губами. — Ты только посмотри на эту попку!
— Я уже видел, — усмехнулся Рурк. — Похожа на «валентинку», верно? Откровенно говоря, я к ней неравнодушен. Кстати говоря, из всех троих Мария Катарина самая общительная.
— Они загорают здесь каждый день?
— Да, кроме воскресений. В субботу вечером они работают, а по воскресеньям отсыпаются.
Эмбер тем временем закупорила флакончик с маслом и, снова вытянувшись на матрасе, широко развела ноги, чтобы солнечные лучи попадали на внутреннюю поверхность бедер.
— Вот это да!.. — простонал Тодд. — Хотел бы я оказаться где-нибудь между!
Рассмеявшись, Рурк вышел из душа.
— Мне кажется, тебе надо минут пять побыть наедине со своей Мамашей Правой и ее дочерьми, — сказал он, поднимая с пола полотенце.
