— Ага, вот… Слушай!..
— Я слушаю.
— «Полная луна висела над самым горизонтом. Колеблющаяся лунная дорожка протянулась почти от берега до берега, но свет луны был холоден. На противоположной стороне озера темнел густой лес. Ночь выдалась безветренной, и со стороны леса не доносилось ни звука. Высокое звездное небо дышало близкими заморозками».
— Мне нравится, — снова сказала Марис.
— Чтобы не тратить зря времени, достаточно сказать, что Рурк и Лесли испытывали непонятную неловкость и поэтому говорили мало. Лесли не спросила, куда они едут; за весь путь от кафе она даже не пукнула… господи, неужели я такое написал?! — спохватился Паркер и, достав из кармана рубашки красный карандаш, что-то вычеркнул в рукописи. — …Но довольно скоро ее молчание начало действовать Рурку на нервы. Он спрашивает себя, о чем она может думать… — С этого места Паркер снова стал читать:
— "Рурк терпел до тех пор, пока ему не стало казаться — он больше не вынесет этого молчания.
— О чем это ты все время думаешь? — спросил он раздраженно.
Тон, каким был задан этот вопрос, был без малого оскорбителен. Рурк бы и сам обиделся, если бы кто-то, кто целый час молчал, как покойник, неожиданно стал допрашивать его, отчего он сегодня не в себе. Однако, когда Лесли повернулась к нему, в ее глазах он прочел только понимание и доброту. Она не собиралась ни в чем его упрекать. Напротив, Лесли была готова помочь ему — только не знала как. А у Рурка внезапно перехватило дыхание — до того красивой она показалась ему в этот момент.
Когда Рурк впервые увидел Лесли, она не произвела на него сильного впечатления. Да, она была мила, даже прелестна, но не больше. Впрочем, в баре, в котором в тот вечер сидели Рурк с приятелями, равных Лесли, пожалуй, не было, и они подробно обсудили ее между собой, отметив в первую очередь те анатомические особенности, на которые обычно обращают внимание мужчины. Общее мнение было таково: с такой девчонкой можно не только перепихнуться по быстрому, но и пройтись по студгородку на зависть другим студентам.
Но сегодня Лесли была красива какой-то особенной красотой, не имевшей никакого отношения ни к чертам ее лица, ни к пропорциям фигуры. Она как будто излучала что-то совсем особенное — более ценное, чем физическая красота, и более редкое, чем ее глаза поразительно яркого василькового оттенка.
Рурк хорошо понимал, что такого рода красота плохо сочетается с принятыми в современном обществе стандартами и потому редко бывает оценена по достоинству. В Лесли не было ни снобизма, ни агрессивности, ни хищного стремления подать себя с наиболее выгодной стороны. Она казалась по провинциальному простой и понятной и вместе с тем — отзывчивой и близкой. Рядом с ней Рурк невольно чувствовал, что его любят и принимают таким, каков он есть вместе со всеми недостатками и достоинствами. Именно таким в его представлениях должен был быть идеальный спутник жизни…" Паркер перестал читать и, подняв голову, посмотрел на Марис, но она была так взволнована, что смогла только кивнуть.
— Дальше Лесли спрашивает, что стряслось и отчего Рурк весь вечер молчит, как в воду опущенный. Именно так и написано…
Паркер бросил на пол очередную страницу и отыскал на следующей новый абзац.
— "Рурк говорил не меньше десяти минут подряд, не делая даже пауз, чтобы перевести дыхание. Слова лились свободным потоком, словно на протяжении всею дня его подсознание специально отбирало их, готовило, расставляло по порядку, чтобы в полной мере выразить глубину его отчаяния.
Но вскоре его уныние превратилось в ярость, и Рурк высыпал на Лесли целый ворох безупречно логичных доводов, оправдывавших его досаду, гнев и раздражение.
— К черту Тодда, к черту все его извинения! — воскликнул он, крепко сжимая кулаки. — Ведь никакими словами он не сможет исправить зло, которое он мне причинил!
Закончив проклинать Тодда, Рурк принялся за профессора, которого считал упрямым, самовлюбленным ублюдком. При этом он отчаянно боялся, что ему так и не удастся восстановить с Хедли нормальные отношения, без которых нечего было и думать о том, чтобы получить за дипломную работу удовлетворительную оценку.
