— Вам и не придется, если вы всерьез надумали праздновать Рождество в гостиной. Боюсь, что метелка для пыли там уже год не бывала.
— Стыд и позор вам обоим! — шутливо упрекнула молодая женщина, не поднимая взгляда от раковины. Созерцание соседа грозило привести к непредсказуемым последствиям.
Дерек вытер последнюю ложку, отшвырнул полотенце и заправил рубашку в джинсы.
— Оставьте-ка эти тарелки в покое, пусть сами обсохнут, и пойдем отсюда.
— Неужели мне позволено вздремнуть часок-другой?
— Еще чего! — Дерек озорно подмигнул, вдруг показавшись куда моложе своих лет. — Мы разведем огонь в очагах, как вы просили, и установим елку. Затем я унесу ноги подобру-поздорову, а то Харди явится за мной с вилами, а вы тем временем начнете потихоньку превращать это логово в рождественскую открытку времен старика Диккенса.
Растопить очаг труда не составило, а вот елка проявила изрядную неуступчивость. Из кабинета Дерек приволок громоздкую медную подставку, но, несмотря на все его усилия, дерево упорно отказывалось стоять ровно. В конце концов Вивиан взялась поддерживать ствол, а Дерек прибил несколько досочек у самого основания, чтобы елка не шаталась. Спустя полчаса, когда в волосы гостьи набились иголки, Дерек Кейдж, ругаясь сквозь зубы, наконец выполз на четвереньках из-под еловых лап.
— Черт бы побрал проклятое бревно! Харди, конечно, не нашел дерева поменьше!
Вивиан отступила в сторону и восхищенно захлопала в ладоши. Изящная симметрия зеленых пушистых веток радовала глаз, верхушка уходила под самый потолок.
— Бесподобно! — воскликнула молодая женщина. — Дерек, более красивой елки я в жизни своей не видела!
Владелец фермы поморщился: смола намертво пристала к ладоням.
— Позвольте мне вам не поверить! Вы — не из тех людей, что довольствуются вторым сортом, не так ли?
— Видите, как мало вы обо мне знаете! — отозвалась Вивиан, вспоминая безликую имитацию из серебряной фольги в доме у приемных родителей. «Что за вульгарный натурализм, милочка!» — фыркнула тетя Энн, когда девочка отважилась попросить о настоящей елочке. Ведь родители всегда наряжали для нее живое деревце…
— Верно! — Дерек в последний раз пнул крепкий ствол, убеждаясь, что елка стоит крепко. — Мы и в самом деле абсолютно чужие люди, но раз уж затеяли эту игру в Рождество, вы не находите, что пора бы получше узнать друг друга?
Игра в Рождество! Именно так! Обстоятельства вынуждают их принять участие в спектакле, но это — притворство, фикция. Через пару дней она продолжит путь, и две судьбы, на мгновение соприкоснувшись, вернутся на круги своя, а еще через неделю Дерек не сможет вспомнить ее имени. Елка осыплется, и ее выставят за дверь: дескать, отслужила свой срок. А Вивиан никогда больше не увидит ни этой фермы, ни этого человека…
— Вы не хотите удовлетворить мое любопытство?
Ощущая на себе пристальный взгляд, Вивиан принялась нервно теребить пучок сухой травы, прилипшей к нижней ветке.
— Вы же хотели еще успеть в конюшни!
Мгновение Дерек глядел на нее, а затем отозвался:
— Вы правы. Отложим жизнеописание до ужина.
Неужели его заинтересует жалостная история о девушке, неспособной понравиться кому бы то ни было? Всеобщая любимица Элисон не ценит своего счастья: старшая сестра полжизни отдала бы за ласковый взгляд в ее сторону! Но стоит ли плакаться в жилетку постороннему человеку?
— История моей жизни вряд ли скрасит застольную беседу.
И тут Дерек провел рукою по ее волосам, отряхивая иголки, Вивиан даже не успела отстраниться.
— Вы уж позвольте мне самому судить.
Легкое прикосновение произвело эффект электрического разряда. Безумно захотелось крепко-накрепко прижать его руку к щеке, а затем жадно припасть губами к ладони, запачканной смолой. Вместо этого Вивиан резко отстранилась.
Дерек улыбнулся ей, легко и непринужденно: в отличие от гостьи он явно не ощущал ни малейшей скованности.
— У вас вид, словно у кролика в западне. Вы уверены, что сами нарядите это чудище? В нем футов десять, знаете ли.
— Вы только дайте мне игрушки и лестницу-стремянку, а я уж как-нибудь справлюсь.
Да, она всегда справлялась — всегда умела обуздывать тоску по любви, которая оборачивалась против нее самой и причиняла немалую боль, умела скрывать неуверенность и страх одиночества под маской неприступного равнодушия. Вот по каким законам строилась ее жизнь, и не следовало о них забывать, не следовало предаваться опасным мечтам о Дереке Кейдже.
