— Он смелый, — сказала Наташа. — Настоящий рыцарь.
— Тебе видней… Как он?
— Ничего, сейчас уже лучше. В сознании, даже улыбается иногда.
— К нему можно?
— Вообще-то он уснул. Вот когда проснется…
— В таком случае я поеду домой, — решительно сказал я. — Мне тоже необходимо отдохнуть и привести себя в порядок… — тут я запнулся и посмотрел на Наташу.
— Да, конечно, — кивнула она. — Конечно, поезжай… Устал, наверное?
— А ты? — спросил я, понимая, что уж этого-то делать не стоило ни в коем случае. Не спрашивать надо было, а брать за руку и вести за собой. Домой, в Крым, в церковь венчаться… Это было утро моей победы, а победители не спрашивают, они действуют. Все это я подумал и спросил. — А ты… разве ты со мной не поедешь?
Наташа улыбнулась — кротко и чуть виновато, — и у меня заболело сердце.
— А как же Дима, Ким?
И снова у меня был шанс все исправить — сказать, что с Димой останется его мама, что за него головой отвечает Саганян, да мало ли что можно было сказать и увести свою девушку за собой. Но вместо всего этого я довольно глупым образом поскреб переносицу и сочувственным голосом произнес:
— Да, действительно, как же Дима… Ну ладно, до встречи.
Повернулся и пошел по длинному зеленому коридору, понимая, что совершил самую страшную ошибку в своей жизни. Что утро моей самой большой победы закончилось сокрушительным поражением. Что я сам, своими руками разрушаю то, что никогда уже не восстановится. Понимая это, я дошел до холла и вызвал лифт. Постоял на пороге — еще не поздно было вернуться — и вошел в кабину.
Выйдя на улицу, я обнаружил, что мир вновь стал цветным и объемным. Раннее июньское солнце загоралось в серебристых окошках Склифа. Я с треском застегнул молнию на куртке, сунул руки в карманы и зашагал по чистой и пустынной утренней улице.
— Эй, рейнджер, — окликнули меня сзади.
Я оглянулся. За мной вдоль кромки тротуара медленно полз давешний белый «жигуленок».
— Садись, подвезу, — сказала Вика, высовываясь из окна. Я покачал головой.
— Зачем ты меня ждала?
— Поговорить надо. Как друг-то твой?
— Лучше всех, — повторил я характеристику Саганяна. — О чем разговаривать будем, Виктория?
Она заглушила мотор, вылезла из машины и картинно оперлась на дверцу. Закурила.
— Еще раз назовешь меня Викторией — получишь в глаз. Я тут все про Чашу думаю. Если мой наниматель убил людей Пузяры, а ты убил его… получается, Чаша теперь у тебя?
— Без комментариев, — сказал я.
— Значит, у тебя, — удовлетворенно протянула она. — Не стану парить тебе мозг по поводу того, что ты обещал ее мне в обмен на Нефритового Змея. Хотя, может быть, ты до сих пор хочешь мне ее отдать?
Я покачал головой.
— Нет, не хочу.
— Почему-то я так и думала. Но мы же можем попробовать ее продать, Ким! Если лысый предлагал за нее целую комнату золота, значит, она должна стоить миллионы! Главное, знать, кому ее предложить…
— И что, ты знаешь?
Вика кокетливо улыбнулась.
— Ну, у меня есть связи… В Европе, в Штатах. Я могла бы прощупать почву. Деньги — пополам. Это было бы честно!
Я подумал.
— Вот что, Вика. Я не спал двое суток и устал, как собака. Давай встретимся завтра за чашечкой кофе и поговорим об этом еще раз.
— Но хотя бы скажи мне — Чаша у тебя?
— Без комментариев, — повторил я. — Позвони мне завтра.
— Подонок, — с чувством сказала Вика, выплюнула сигарету и села в машину.
Белый «жигуленок» натужно взревел мотором, пронесся мимо меня и скрылся в конце улицы. Я усмехнулся и пошел вслед за ним.
Мне было легко — первый раз за долгое-долгое время. Мне не было ни хорошо, ни плохо, ни весело, ни грустно, я не чувствовал ни гордости, ни разочарования, только небывалую легкость. Все вокруг казалось удивительно чистым и прозрачным, и летнее утро было таким ласковым, таким теплым, что не хотелось ни о чем думать… Хотелось идти и идти по пустынной улице просыпающегося города, зная, что впереди будет жаркий солнечный день, а за ним придет мягкий ленивый вечер и нежная ночь, и так будет повторяться еще много-много раз, пока не кончится лето…
— Ким! — крикнули сзади. — Подожди, Ким!
Я остановился и медленно обернулся. От гигантского, горящего бесчисленными стеклами окон здания Склифа бежала ко мне по залитой солнцем улице тоненькая фигурка в желтой маечке и синих джинсах.