***
Я помню то утро. Все было хорошо, и вместе со мной в то утро проснулась радость. Раз мама не разбудила, и позволила поваляться, значит сегодня наверняка у неё выходной. Наверняка она приготовила что-нибудь вкусненькое. Сейчас вот потянусь, встану, побегут к ней и... Что-то скреблось маленькой смутной тенью внутри. Верно приснился ночью страшный сон, который я не мог вспомнить, только осталось после него какое-то мрачное послевкусие. И отчего так непривычно жестка кровать? И почему так необычно пахло сегодня в моей комнате?
Я открыл глаза, - и все вспомнил.
Чужая комната. И жизнь вокруг - чужая. Утренний свет выкладывал длинные тени на шкафах с старыми книгами, кто-то за дверью, внизу, гремел посудой, за окном пострикивала птица... Все было чужим, и у меня круто сжало сердце.
Я захлопнул глаза, зажмурил их со всей силы, в отчаянной надежде, что если сейчас сильно пожелать, то вдруг все волшебно переменится. Исчезнет чужой дом, исчезнет мамин кашель и врачи, - и все обернется как надо, как оно должно быть, как хочется. Я лежал и сжимал глаза, так что шумело в голове, стараясь отстранится от чужой жизни, чужих звуков, уйти от них и вынырнуть в прошлое. Но когда приоткрыл глаза, надо мной оказался все тот же чужой деревянный потолок.
Я глубоко судорожно вздохнул, откинул одеяло, и вылез из кровати. Ноги и тело захолодило. Я соскочил на пол, и начал натягивать свою одежду, которая была аккуратно сложена рядом на стульчике. Одевался я очень медленно, пытаясь привычными действиями отсрочить то неизвестное, что должно было наступить потом. Но одежды было немного, и она все-таки кончилась. Тогда я зажал губу, тихонько подошел к деревянной, и отчего-то очень тихо и осторожно потянул её. Дверь, как и этой ночью, поддалась без звука, и я оказался на площадке второго этажа. Напротив двери из которой я вышел, была другая - такая же. А слева, вниз уходила та самая лестница с балясниками, по которой я поднялся сюда вчера. Лестница выглядела по-другому, потому что теперь был день, и я не был сонным. Внизу кто-то продолжал стеклянно звякать плошками, и я крадучись, как осторожный зверек начал спускаться вниз, оглядывая открывавшуюся ему комнату.
Солнце поднималось, свет все сильнее бил в комнату из небольшого окна. Вчерашний старик сидел на стуле спиной к лестнице. Он что-то переливал из стеклянного чайничка в кружку, потом добавил туда же ложку из стоящей рядом посудины, сделал еще что-то, чего я не увидел за стариковской спиной, аккуратно все это размешал, и закрыл кружку сверху кружечкой и отставил в сторону.
- Хорошо что проснулся. - Сказал старик не поворачивая ко мне своей лысой как полено головы. - Ну, чего на лестнице встал? Спускайся вниз.
Я нерешительно сошел с лестницы. И старик наконец повернулся, окатив меня своим цепким взглядом.
- Добро утро. - Пролепетал я, застывая на месте.
- Доброе,- Старик показал ему на стул, на стороне стола соседней с собой. - садись.
Я оттащил от стола придвинутый тяжелый стул, и взобрался на него.
- А как ты узнал, что я за спиной? - Спросил я деда.
- Чую, - похвалился дед. - У меня на голове, вишь, волос-то нет, зато на спине великое множество. Как только мне кто в спину смотрит, так сразу те волоски дыбом встают.
- Что, правда? - Поразился я.
Верхняя губа старика странно дрогнула, но это почти не нарушило его суровый вид. Теперь с утра я снова рассматривал деда не сонными глазами, при дневном свете. Дед был высокий, голубоглазый, сухой, лицо его как будто все состояло из резких граней. Длинный с небольшой оттопыркой внизу утиный нос гордо восседал над двумя длинными вислыми, белоснежно седыми усами.
- Вот, - старик переставил мне под нос кружку, и снял с неё крыжечку. - Пей. Это надо натощак.
Я заглянул в кружку, - там внутри было что-то зеленоватое. В нос дал какой-то сложный смешанный запах, от которого закружилась голова.
- Чего это? - Спросил Мишка.
- Самая суть. - Ответил дед.
- Чего?
- Не важно, - мотнул он головой. - не поймешь пока. Не бойся, не отравишься. Это вроде лекарства, и на вкус такое же... своеобразное. Но выпить надо.
