— Не приходило, — мрачно буркнул Берни Хэкетт. — Как бы то ни было, у нас нет для этого приспособлений…
— В Одеме имеется современная лаборатория, которую полицейский департамент округа Кадбери регулярно использует для подобных целей — не так ли, констебль?
— Это неправильный перекрестный… — машинально начал Феррис Эдамс, но покачал головой и умолк.
— Констебль, что произошло с одеждой, которую вы сняли с обвиняемого?
— Элизабет Шир постирала ее…
— Иными словами, теперь невозможно установить присутствие или отсутствие следов крови. Констебль Хэкетт, вы пытались проявить отпечатки пальцев на орудии убийства?
Недоразвитый подбородок Хэкетта отвис.
— Отпечатки пальцев?.. Нет, судья Уэбстер. Я ничего не знаю об отпечатках. Да и кочерга была слишком перепачкана…
— Вы не посылали кочергу в специализированную полицейскую или любую другую лабораторию для обследования на предмет отпечатков?
— Нет…
— Вы прикасались к кочерге после субботы, констебль?
— Да. И я, и Хьюб Хемас, и мистер Эдамс, и Орвилл Пэнгмен… Думаю, все к ней прикасались… — Большие уши Хэкетта побагровели.
Феррис Эдамс бросил умоляющий взгляд на судью Шинна. Но судья сидел неподвижно.
— Еще вопрос, констебль. Исключительно для протокола. Где вы находились в субботу днем в тринадцать минут третьего?
Джонни расслабился. Он просил Эндрю Уэбстера установить местопребывание каждого свидетеля во время убийства и начал опасаться, что старик об этом забыл.
— Я? — удивленно переспросил Хэкетт. — Утром я ездил в Кадбери поговорить с Лайменом Хинчли о страховании картин тетушки Фанни, а потом поехал назад…
— В котором часу вы покинули страховую контору Хинчли?
— Около двух. Дождь только начался. Я вернулся без двадцати три, припарковал машину — помню, я разозлился на моего Джимми: он оставил свой велосипед посреди гаража, который рассчитан на один автомобиль. Мне пришлось выйти, и я промок до нитки…
— Это не важно, констебль. Значит, вам понадобилось сорок минут, чтобы приехать из Кадбери в Шинн-Корнерс. Следовательно, в два тринадцать вы находились где-то между Кадбери и деревней?
— Ну да. Я проехал двадцать восемь миль за сорок минут при скорости чуть больше сорока миль в час — значит, в два тринадцать я был милях в девяти от Кадбери и милях в девятнадцати от Шинн-Корнерс.
— Это все.
* * *
Следующим свидетелем Эдамс вызвал Сэмюэла Шира.
Маленький пастор медленно поднялся с последнего места в первом ряду присяжных. Джонни, сидевший прямо за ним, видел, как напряглись его костлявые плечи, и втянулась тощая шея. Он направился к креслу, где его ждал Берни Хэкетт с Библией. Казалось, прикосновение к мягкому переплету внушило ему уверенность, и он произнес присягу четким голосом.
Старый Энди Уэбстер поднес руку к глазам, словно боясь жуткого зрелища присяжного, готовящегося давать показания по делу об убийстве. Ашер Пиг внимательно наблюдал за происходящим.
— Мистер Шир, — сказал Эдамс, когда священник назвал свое имя и род занятий, — вы присутствовали в доме Фанни Эдамс утром 4 июля, за день до убийства, и разговаривали с ней тогда?
— Да.
— Не повторите ли вы жюри, о чем вы говорили?
Мистер Шир выглядел расстроенным. Его пальцы сжимались и разжимались. Обращаясь к связанному крючком коврику на полу, он рассказал, как миссис Эдамс отвела его в кухню для разговора и предложила ему двадцать пять долларов, чтобы купить жене новое летнее платье…
— Одну минуту, мистер Шир. Откуда тетушка Фанни достала деньги, которые предложила вам?
— Из одной из банок с пряностями на верхней полке кухонного шкафа. — Голос пастора дрогнул.
— Из какой именно банки? Она была как-нибудь помечена?
— Да. На ней было написано «Корица» печатными буквами, похожими на староанглийский шрифт.
— Это та самая банка, мистер Шир? — Эдамс поднял банку.
— Да.
Джонни пришлось напрячь слух, чтобы услышать ответ.
— Вещественное доказательство «Г», ваша честь. Руки Джозефа Ковальчика лежали на столе, а взгляд был устремлен на банку. Присяжные смотрели на него без всякого выражения.
— Мистер Шир, вы знаете, сколько денег осталось в банке после того, как тетушка Фанни дала вам двадцать пять долларов?
