— Об этом я и хочу с вами поговорить. Садитесь, Барнуэлл. Кстати, познакомьтесь с моим молодым кузеном, Джоном Шинном.
— Я слышал, что у судьи гостит давно потерянный родственник. — Коронер Барнуэлл пожал Джонни руку. — В хорошенькую же заварушку вы здесь попали. Судья, что творится в Шинн-Корнерс? Вы знаете, что они не хотят выдавать этого парня, Ковальчика? — Голос коронера звучал ошеломленно. — Почему?
— Боюсь, на то много причин, и притом весьма замысловатых, — вздохнул судья. — Но сейчас, Барнуэлл, нас должен беспокоить только сам факт их отказа. Что произошло в ратуше? Вы отобрали жюри?
— Да, и они принесли присягу должным образом. Ковальчика следовало отвезти в тюрьму и предъявить ему официальное обвинение. Но мне вручили мою шляпу и вежливо попросили убираться из Шинн-Корнерс. До сих пор не могу прийти в себя. Конечно, я загоню ваших деревенщин в их дворовые сортиры, как только смогу прислать сюда нескольких копов…
— Именно этого вам не стоит делать, Барнуэлл. По крайней мере, сейчас.
— Почему? — удивленно спросил коронер.
— Потому что это приведет к неприятностям.
— Кого это заботит?
— Меня, — ответил судья. — И вас тоже должно заботить, Барнуэлл. Я не преувеличиваю опасность. Спросите мнения постороннего. Джонни — бывший офицер разведки и не раз попадал в передряги. Что ты об этом думаешь, Джонни?
— Я думаю, — сказал Джонни, — что приводить вооруженных людей в эту деревню при нынешнем настроении ее жителей — любых вооруженных людей, коронер Барнуэлл, — означает напрашиваться на самые худшие неприятности, какие только видела Новая Англия со времен мятежа Дэниела Шейза.[21]
— Как страшно, — иронически произнес Барнуэлл. — Впрочем, я верю, что вы говорите всерьез. Вот что я скажу вам, судья. У меня тоже есть свой долг, хотя мне едва ли пристало напоминать вам об этом, так как в нашем благословенном штате коронеры округа назначаются судьей Верховного суда, в чьем кресле вы сидите так долго. Таким образом, вы разделяете ответственность за мое назначение. Следовательно, вы заинтересованы в том, чтобы я исполнял свой долг до последней буквы закона. Сейчас мой долг — доставить Джозефа Ковальчика в окружную тюрьму, где этому сукиному сыну самое место. Я не собираюсь делать это лично, а намерен поручить это тем, чья обязанность помогать мне, — иными словами, полиции. Мятеж! — фыркнул Барнуэлл, сходя я крыльца. — Ложитесь спать и забудьте об этом. — Он сел в машину и поехал по Шинн-роуд в сторону Кадбери.
После ухода Барнуэлла судья и Джонни продолжили молчаливую вахту. Они видели, как жители деревни выходили из ратуши и шли по Фор-Корнерс-роуд к перекрестку, обсуждая доение коров и другие деревенские дела. Обязанности распределялись на общих основаниях между мужчинами и женщинами; автомобили и оружие также поступали в общее пользование. Одному поручалась забота о коровах Пэнгменов, другому — сменить Кэлвина Уотерса на ферме Избела, третьему — уход за Скоттами, пока Дрейкли дежурит в деревне. Судья и Джонни видели, как Берни Хэкетт впустил Ферриса Эдамса в дом тетушки Фанни, как старому Мертону Избелу дали ружье для охраны имущества убитой, как Хьюб Хемас и Орвилл Пэнгмен сменили Томми и Дейва Хемасов у церкви и как близнецы проехали в отцовской машине по Шинн-роуд, очевидно направляясь домой, чтобы поспать несколько часов. Каждый мужчина и крепкий парень в Шинн-Корнерс должен был дежурить четыре часа в определенном месте и в определенное время. Старшие дети вроде Дики Берри и Синтии Хэкетт бегали туда-сюда по таинственным поручениям. Свет в кухнях горел до полуночи, так как Милли Пэнгмен, Пру Пламмер и Эмили Берри готовили сандвичи и кофе для всех.
Наконец свет погас, перекресток опустел, дети исчезли, и деревня угомонилась. За исключением фонаря у лавки Берри и прожектора, освещающего территорию церкви, Шинн-Корнерс погрузилась в темноту. Слышались только звуки насекомых, лай собак Скоттов вдалеке и шаги часовых.
— Невероятно, — промолвил Джонни.
— Что? — Судья вздрогнул.
— Все это. Впервые я начинаю понимать Лексингтон, Конкорд[22] и «Бостонское чаепитие».
