Синичка ожила, повеселела, а когда проветривали комнату, даже при открытой клетке не улетала на улицу. Раз десять так было, уже опасаться перестали.
В одиннадцатый раз – весна пришла, солнышко, апрель был, наверное – синичка выпорхнула из своего роскошного жилища, сделала кружок вокруг старика, нырнула в форточку и была такова. Его старались ободрить, поддержать, даже устроили незапланированную посиделку в кафешке, но все видели, что Гескину грустно.
– Вот я и боюсь, – сказала Ольга. – Улетит синичка, вы переживать будете.
– Буду, – согласился Аркадий Семенович, мотнув седо-лысой головой.
Больше они эту тему не обсуждали.
Да и бесполезно обсуждать. В самом деле, что лучше – иметь, зная, что потеряешь, или не иметь вовсе? Прямо как в известной песенке.
Каждый на этот вопрос отвечает только сам. И только для себя.
Для себя же Шеметова все решила давно. Она всегда голосует за то, чтобы иметь. Неважно, на какое время. Главное, чтобы этого очень хотелось.
В конце концов, сама жизнь человеческая – тоже временная штука. И, может, это даже неплохо, Ольга только недавно доросла до понимания столь странного факта. Такая безусловная «временность» вносит во вкусную сладость и свежесть жизни свою нотку горечи, перчика и печали. Это как специи, приправы к изысканным блюдам. Если их нет – то уже, извините, кушаете вы не блюда изысканные, а просто пищу.
Шеметова не хотела бы всю жизнь питаться как выздоравливающие после язвы желудка – диетическим столом номер один.
Размышления, конечно, были правильные, но уж слишком лично ее касающиеся. Разумеется, разница в возрасте между ею и Олегом поменьше, чем между Гескиным и Муной. Всего-то двенадцать лет.
Однако тоже напрягало. Особенно вкупе с недавно обнаруженным у любимого диабетом.
Ольга шутить не любит, сладкое Багров теперь лишь по телеку видит. Даже свое выдающееся монастырское варенье Шеметова наловчилась варить с разными заменителями.
Но все равно, как ни отгоняй мысли, а придется ей, скорее всего, коротать старость в одиночку.
«Ну и черт с ним!» – непонятно на кого разозлилась адвокатесса. «Зато я счастлива, здесь и сейчас!».
Переполненная эмоциями, крепко обняла даже слегка растерявшегося Олега Всеволодовича.
– Чего это с тобой? – заулыбался он.
– Любовь, – просто объяснила Ольга.
…Поскольку было непонятно, что дарят на юбилеи печальных диагнозов, решили взять с собой как раз знаменитое монастырское. Ольга прекрасно исполняла старый монашеский рецепт: изюм, виноград, абрикосы, орехи, чего там только не было! Даже те самые специи, которые превращают пищу в блюдо.
Специально для «экспорта» готовила несколько банок с сахаром. Так что взяла сразу две, одну большую – стандартно сладкую, другую маленькую – сладкую лечебно. Не сидеть же ее собственному любимому без любимого лакомства?
Доехав до прекрасной квартирки Томских – здесь уж постарался не только Волик, но и его слегка олигархический папа – обнаружили не слишком большую компанию. Ну, конторские в полном составе, что понятно: Гескин с Муной, Валентина Семеновна, Тошка – юный пионер. Из чужих лишь Ефим Аркадьевич Береславский, со своей женой Наташей. Тоже, кстати, не совсем чужие. В свое время, когда только познакомились, Наташа Ольгу просто очаровала. Спокойная, красивая и до сих пор сексуальная, несмотря на честные под пятьдесят. А главное – по-девичьи влюбленная в это свое толстенькое чудовище, чьи глазки посверкивали так же нагло, как и стекла его очков. Профессор Береславский был фантастически нахальным, громким, самовлюбленным и циничным человеком. По крайней мере, таково было первое впечатление Шеметовой от этого шумного и полного безумных идей персонажа.
Последующие впечатления несколько ослабили негатив.
Нет, он вовсе не стал похожим на мать Терезу. Но наглость в этом человеке легко сочеталась с деятельным сочувствием, эгоизм – с быстрой помощью страждущим, в том числе, малознакомым. Даже его всем известная искренняя любовь к быстрым деньгам и то слегка нивелировалась тем, как он потом эти деньги тратил.
Если тремя словами – быстро, легко и без сожалений.
