"Слушаюсь, господин полковник", – покорно ответил я вслух и, повернувшись к юноше в штатском, передал ему приказание коменданта проводить меня к Временному Правительству. Юноша взглянул на коменданта и, увидев утвердительный кивок головой, любезно раскланялся передо мною и заявил, что всего себя предоставляет в мое распоряжение.
Свернув налево, затем направо в длинный и прямой, как стрела, корридор, я со связью бросились бежать. "Здесь налево, на лестницу у стеклянных дверей", – проговорил юноша. "А теперь вверх и налево", и мы снова очутились в корридоре, в конце которого завернули направо и вышли в Портретную Галлерею.
– "Здесь час назад была брошена бомба сверху проникшими во Дворец большевиками, и Временное Правительство должно было из этого зала перейти в другой, куда я вас сейчас приведу", – рассказывал он, когда мы уже шли по Портретной Галлерее, где бежать не было возможности из-за валявшихся на полу матрацев юнкеров-ораниенбаумцев.
"Вот вы где, синьоры? Спите? Прекрасное занятие в то время, когда гибнут женщины! Нет, я ничего не понимаю", – в отчаянии, мысленно кричал я себе.
Но вот галлерея кончилась, и огромный зал распластался перед нами. По залу ходили отдельные фигуры офицеров. Мы подошли ближе. В офицерах узнаю офицеров нашей Школы: поручиков Бакланова, Скородинского и Лохвицкого. Отдельно от них разгуливал маленький худенький доктор Школы – Ипатов.
Увидев меня, они бросились ко мне: "Как? Что? Уже заняли первый этаж?"… дрожащими губами справился торопливо кругленыай, упитанный Бакланов.
"Да, занят", – и выдержав паузу, докончил: "нами".
Из бледного, Бакланов стал густо-красным и отошел. Скородинский что-то промямлил, что он находится здесь в карауле, и тоже отошел. Только Лохвицкий, с перекошенным лицом, сбиваясь и брызжа слюною, начал доказывать бесплодность дальнейшей борьбы. "Вы карьеристы, – говорил он, захлебываясь, – вы губите юнкеров и нас!" "Убирайтесь вы к чeрту!" – нe вытерпев, огрызнулся я на поручика Гвардии, выставленного из нее с фронта за необычайное мужество. "Неврастеник несчастный!" – "Вы можете ругаться, сколько угодно, а только губить нас и Временное Правительство вы не можете", – продолжал он стонать над душой.
"Здесь. Стучитесь", – остановился мой провожатый у двери, на карауле которой стоял юнкер нашей Школы, Я. Шварцман. Я поздоровался с ним и объявил, что иду к Временному Правительству по приказанию Коменданта Обороны Дворца. Он ответил, что в таком случае я могу пройти, и постучал в дверь. Кто-то дверь толкнул изнутри и я вошел в нее, закрывая сейчас же ее за собой.
– "Что вам угодно?" – спросил меня в адмиральском сюртуке старичок, сидевшй налево от двери, в кресле.
"Поручик Синегуб, Школы Подготовки Прапорщиков Инженерных Войск, по приказанию Коменданта Обороны Зимнего Дворца, полковника Ананьева, явился для доклада об обстановке момента господину председателю Совета Министров, Ваше Превосходительство", – громко, отчетливо, вытянувшись в позе "смирно", отрапортовал я ответ.
Во время моего ответа разгуливавшие по комнате двое министров, членов Временного Правительства, остановились и затем они, и один поднявшийся из-за стола, подошли ко мне.
В одном я узнал Терещенко, а во вставшем из-за стола – Коновалова.
– "Я к вашим услугам. Что сообщите?" – приятным тембром голоса задал он мне вопрос. "Говорите, говорите скорее!" – живо заторопил меня Терещенко.
В кратких словах я изложил порученное мне Комендантом Обороны, упомянув о стойкости юнкеров нашей Школы, продолжающих лежать на баррикадах.
– "Поблагодарите их от нашего имени!" – пожимая мне руку, говорил председатель Совета Министров, когда я кончил доклад и спросил разрешения идти. – "И передайте нашу твердую веру в то, что они додержатся до утра", – закончил министр.
– "А утром подойдут войска", – вставил Терещенко.
– "Понимаете, надо додержаться только до утра", – добавил значительным тоном голос из-за его спины.
"Так точно, понимаю. За нашу Школу я отвечаю, господин председатель Совета Министров".
– "Вот и прекрасно!" – обрадованно проговорил тот же голос. Я быстро взглянул в его сторону и увидел небольшого старичка с пронизывающими, колкими глазами.
