Защита поэзии - страница 12

наше «хочу» слабее, чем "не смею". Нам недостает творческой способности, чтобы воссоздать в воображении то, что мы знаем; нам недостает великодушия, чтобы осуществить то, что мы себе представляем; нам не хватает поэзии жизни; наши расчеты обогнали наши представления; мы съели больше, чем способны переварить. Развитие тех наук, которые расширили власть человека над внешним миром, из-за отсутствия поэтического начала соответственно сузили его внутренний мир; поработив стихии, человек сам при этом остается рабом. Чем, как не развитием механических наук в ущерб творческому началу, являющемуся основою всякого познания, можно объяснить тот факт, что все изобретения, которые облегчают и упорядочивают труд, лишь увеличивают неравенство среди людей? По какой, если не по этой, причине изобретения, вместо того чтобы облегчить, усилили проклятие, тяготеющее над Адамом? Место Бога и Маммоны[31] занимают в нашем обществе Поэзия и воплощенный в Богатстве Эгоизм.

Поэтическое начало действует двояко: во-первых, создает новые предметы, служащие познанию, могуществу и радости, с другой стороны, рождает в умах стремление воспроизвести их и подчинить известному ритму и порядку, которые можно назвать красотою и добром. Никогда так не нужна поэзия, как в те времена, когда вследствие господства себялюбия и расчета количество материальных благ растет быстрее, чем способность освоить их согласно внутренним законам человеческой природы. В такие времена тело становится чересчур громоздким для оживляющего его духа.

Поэзия есть действительно нечто божественное. Это одновременно центр и вся сфера познания; то, что объемлет все науки, и то, чем всякая наука должна поверяться. Это одновременно корень и цветок всех иных видов мышления; то, откуда все проистекает, и то, что все собою украшает; когда Поэзию губят, она не дает ни плодов, ни семян; и пораженный бесплодием мир лишается и пищи, и новых побегов на древе жизни. Поэзия — это прекрасное лицо мира, его лучший цвет. Она для нас то же, что аромат и краски для веществ, составляющих розу; то же, что нетленная красота для тела, обреченного разложению. Чем были бы Добродетель, Любовь, Патриотизм, Дружба, чем были бы красоты нашего прекрасного мира, что служило бы нам утешением при жизни и на что могли бы мы надеяться после смерти, если бы Поэзия не приносила нам огонь с тех вечных высот, куда расчет не дерзает подняться на своих совиных крыльях? В отличие от рассудка, Поэзия не принадлежит к способностям, которыми можно пользоваться произвольно. Человек не может сказать: "Вот сейчас я возьму и сочиню поэму". Этого не может сказать даже величайший из поэтов; ибо созидающий дух подобен тлеющему углю, на мгновение раздуваемому неким невидимым дыханием, изменчивым, точно ветер; поэтическая сила рождается где-то внутри, подобно краскам цветка, которые меняются, пока он расцветает, а потом блекнет; и наше сознание неспособно предугадать ее появления или исчезновения. Если бы действие ее могло быть длительным и при этом сохранять первоначальную чистоту и силу, результаты были бы грандиозны; но, когда Поэт начинает сочинять, вдохновение находится уже на ущербе, и величайшие создания поэзии, известные миру, являются, вероятно, лишь слабой тенью первоначального замысла Поэта. Я хотел бы спросить лучших поэтов нашего времени: неужели можно утверждать, будто лучшие поэтические строки являются плодом труда и учености? Неспешный труд, рекомендуемый критиками, в действительности является не более чем прилежным ожиданием вдохновенных минут и искусственным заполнением промежутков между тем, что подсказано этими минутами, с помощью различных общих мест — необходимость, которая вызвана только ограниченностью поэтической силы. Ибо Мильтон задумал "Потерянный рай" целиком прежде, чем начал осуществлять свой замысел по частям. Он сам говорит нам, что Муза влагала ему в уста "стихи несочиненные"; и пусть это будет ответом тому, кто приводит в пример пятьдесят шесть вариантов первой строки "Неистового Роланда". Сочиненные таким образом поэмы имеют такое же отношение к поэзии, как мозаика к живописи. Инстинктивный и интуитивный характер поэтического творчества еще заметнее в скульптуре и живописи; великая статуя или картина растет под руками художника, как дитя в материнской утробе; и даже ум, направляющий творящую руку, не способен понять, где возникает, как развивается и какими путями осуществляется процесс творчества.