…С неторопливой сноровкой бывалого лесоруба он поставил под нависшей скалой шалаш: на три летних недели ничего основательного не понадобится. Обливаясь потом в жарких лучах позднего утра, он перетащил под выступ ящики со снаряжением и припасами. Там, позади шалаша, покрытые водонепроницаемым брезентом и надежно защищенные от любопытства четвероногих, они были в безопасности. Сюда он перенес все, кроме динамита: его, тоже тщательно укрыв от дождя, он припрягал ярдах в двухстах от шалаша. Не такой он дурак, чтобы спать у ящика со взрывчаткой.
Первые две недели пролетели как сон, не принеся с собой никаких удач. Оставался еще один необследованный район, а времени было в обрез. И одним прекрасным утром к концу третьей недели Джим Эрвин стал собираться в свою последнюю вылазку, на этот раз в северо-восточную часть долины, где он еще не успел побывать. Он взял счетчик Гейгера, надел наушники, перевернув их, чтобы фон обычного треска притуплял его слух, и, вооружившись винтовкой, отправился в путь. Он знал, что громоздкая винтовка калибром почти в треть дюйма будет мешать ему, но он также знал, что нельзя безнаказанно тревожить огромных канадских гризли, с которыми, когда это все же случается, справиться бывает очень нелегко. За эти недели он уже уложил двоих, не испытав при этом никакой радости: огромных серых зверей и так становится все меньше и меньше. Но винтовка помогла ему сохранить присутствие духа и при других встречах с ними, когда обошлось без стрельбы. Пистолет с кожаной кобурой он решил оставить в шалаше.
Он шел и насвистывал, потому что старательское невезение не мешало Джиму наслаждаться чистым морозным воздухом, солнцем, отражающимся от бело-голубых ледников, и пьянящим запахом лета. За день он доберется до нового района, часов за тридцать шесть основательно его обследует и к полудню вернется встретить самолет. Он не взял с собой ни воды, ни пищи — только пакет НЗ. Когда захочется есть, он сможет подстрелить зайца, а ручьи кишат упругой радужной форелью — такой, которой в Штатах и вкус позабыли.
Он шел и шел, и, когда щелканье в наушниках учащалось, в душе Джима снова загорался огонек надежды. Но каждый раз щелканье, начав усиливаться, снова сходило на нет: в долине, судя по всему, были только следы радиоактивности. Да, неудачное место они выбрали! Настроение Джима стало падать. Удача была нужна им как воздух, особенно Уолту, да и ему тоже — тем более сейчас, когда Сили, его жена, ждет ребенка… Но еще остается надежда — эти последние тридцать шесть часов; если понадобится, он и ночью не приляжет.
Губы его скривились в улыбке, и он стал думать о том, что пора бы поесть.
Он только собрался достать леску и забросить ее в пенящийся ручей, как вдруг, обогнув поросший зеленой травой пригорок, увидел такое… Джим остановился как вкопанный.
В три длинных-длинных ряда, тянувшихся чуть не до самого горизонта, лежали животные — и какие! Правда, ближе всего к Джиму лежали обыкновенные олени, медведи, пумы и горные бараны, по одной особи каждого вида, но дальше виднелись какие-то странные, неуклюжие и волосатые звери, а за ними, еще дальше, кошмарная шеренга ящеров! Одного из них, в самом конце ряда, он сразу узнал: такой же, только гораздо крупнее, воссозданный по неполному костяку, стоит в нью-йоркском музее. Нет, глаза его не обманывали — это действительно был стегозавр, только маленький, величиной с пони.
Как зачарованный Джим пошел вдоль ряда, время от времени оборачиваясь, чтобы окинуть взглядом всю эту удивительную зоологическую коллекцию. Присмотревшись хорошенько к какой-то грязно-желтой чешуйчатой ящерице, он увидел, что у нее дрожит веко, и понял: животные не мертвы, они только парализованы и каким-то чудесным образом сохранены. Лоб Джима покрылся холодным потом: сколько же времени прошло с тех пор, как по этой долине разгуливали живые стегозавры?..
И тут же он обратил внимание на другое любопытное обстоятельство: все животные были примерно одной величины. Не было видно ни одного по-настоящему крупного ящера, ни одного тираннозавра, ни одного мамонта. Ни один экспонат этого страшного музея не превышал своими размерами крупной овцы. Джим стоял, размышляя над этим странным фактом, когда из подлеска за спиной до него донесся настораживающий шорох.
