— У генералов Ватутина и Рокоссовского все готово к боевым действиям, — подчеркнул Жуков. — Но я потребовал от них еще раз все проверить и, если есть пробелы, устранить их, ибо в ходе сражения заниматься этим будет некогда.
Сталин поинтересовался, много ли недостатков выявили они в ходе проверки. Жуков перечислил упущения. В частности, две стрелковые дивизии, 87-я и 315-я, которые Ставка выделила в распоряжение генерала Еременко, еще не грузились, так как до сих пор не получили транспорта и конского состава; из мехбригад под Сталинград пока прибыла лишь она.
— Что надлежит еще сделать? — спросил Жуков и сам же ответил: — Отправить генералу Еременко для мехчастей 100 тонн антифриза, без него мехчасти не смогут передвигаться; доставить 51-й и 57-й армиям теплое обмундирование и боеприпасы с прибытием в войска не позже 14 ноября. Далее. — Жуков полистал свой блокнот. — Задачи фронтов, армий и войсковых соединений отработаны. Взаимодействие всех родов оружия мы увязали непосредственно на местах. Особое внимание уделили вопросам внутреннего окружения сталинградской группировки врага, внешнего фронта с целью обеспечить ликвидацию войск противника. На этот счет мы отработали несколько вариантов. И последнее. — Георгий Константинович вновь полистал блокнот и закрыл его. — Операцию можно начать войсками Юго-Западного и Донского фронтов 19 ноября, а Сталинградского на сутки позже.
Все, о чем доложили Жуков и Василевский, Верховный воспринял как должное, не внес в их план каких-либо своих предложений. Он стоял у оперативной карты и задумчиво потягивал трубку. Потом разгладил усы и, глядя то на Жукова, то на Василевского, довольно произнес:
— Расписано все как по нотам, осталось лишь нажать клавиши, чтобы полилась музыка.
— Музыка сражения, — усмехнулся Василевский. — Это вы точно заметили.
Пока шло обсуждение неотложных проблем, в кабинете Сталина собрались члены ГКО и некоторые члены Политбюро. Пока вопросов они не задавали, а терпеливо слушали.
— Вы уверены в успехе операции «Уран»? — спросил Молотов у Жукова, когда тот умолк.
— Уверен, Вячеслав Михайлович.
— А вы? — Молотов перевел взгляд на Василевского.
Он так пристально глядел на начальника Генштаба, что казалось, тот в чем-то провинился перед ним Александр Михайлович, однако, добродушно улыбнулся и произнес одно слово:
— Да!
В кабинете повисла напряженная тишина. Все почему-то смотрели на Сталина. Он пощипал усы кончиками своих длинных пальцев и заговорил:
— Мне кажется, что немцы будут крепко биты, если товарищи Жуков и Василевский успешно проведут в жизнь разработанную наступательную операцию.
Молотов чему-то улыбнулся, покачал головой, но ничего не сказал. С места поднялся Жуков.
— Есть еще одно важное предложение, товарищ Сталин, — жестко промолвил он, загадочно улыбаясь. Но улыбка на его загрубевшем лице растаяла, и он продолжал: — Когда в районе Сталинграда для немцев наступит тяжелая ситуация, они будут вынуждены перебросить часть своих сил из других регионов, в частности из Вязьмы. Чтобы этого не допустить, надо разгромить врага в районе Ржевского выступа. К этой операции мы с Василевским предлагаем привлечь войска Калининского и Западного фронтов.
— Это было бы хорошо! — одобрительно воскликнул Сталин. — Но кто из вас возьмется за это нелегкое дело?
— Мы с Александром Михайловичем договорились, что он станет координировать войска трех фронтов в районе Сталинграда, а я могу взять на себя подготовку наступления Калининского и Западного фронтов.
Сталин, согласившись на предложение Жукова, сказал:
— Вылетайте завтра утром в Сталинград. Проверьте еще раз готовность войск и командования к началу операции…
14 ноября в полдень генерал армии Жуков прибыл в войска Юго-Западного фронта. Генерал Ватутин встретил его с беспокойством, чего от Георгия Константиновича не скрывал.
— Что-нибудь случилось? — спросил он.
Жуков улыбнулся. Генерала Ватутина он уважал и ценил. Николай Федорович недавно стал командующим фронтом, у него было мало опыта в руководстве армиями, и Георгий Константинович нередко подсказывал ему, что и как лучше сделать, чтобы и он, и войска были готовы не только стойко оборонять свои рубежей, но и самим наносить по врагу чувствительные удары. Кажется, у Ватутина это получалось, хотя сам он считал, что еще недостаточно опытен в этом деле.
