– Я не… – отрезала она. – Мне не нравится, когда вы так меня называете.
– Я не могу называть тебя иначе, – произнес он, в его словах и взгляде читалась страсть, и Лили стало не по себе.
– Если я не в тюрьме, то когда я могу уехать?
– Не надо.
– Я не знаю вас. Я не знаю этот дом. Хотя вы помните ту жизнь, которую я якобы вела, я ее не помню. Результат анализа крови не изменит моих ощущений.
Она подумала, что если будет говорить об этом снова и снова, то это станет правдой.
– Жаль, что ты так себя чувствуешь, – сказал Рафаэль чрезвычайно спокойным тоном, который резко контрастировал с суровым выражением его красивого и смуглого лица. – Но ситуация усложнилась. Я не могу просто так тебя отпустить и на деюсь, что ты проявишь любезность и будешь со мной общаться.
Лили ответила не сразу.
– А почему вы меня не отпустите? – решительно спросила она.
– Потому что я отец твоего ребенка, – тихо ответил он.
– Арло ничего о вас не знает, – отрезала она.
– И кто в этом виноват?
Лили начала терять терпение. Однако она понимала, что рядом с Рафаэлем не имеет права выходить из себя.
Она вспомнила, как пять лет назад была близка с ним в этой комнате. А сейчас, присев на диван, заметила, как чувственно заблестели глаза Рафаэля.
– Поведайте мне свои идеи, – сдержанно произнесла она, скрывая нервозность.
Рафаэль продолжал стоять у книжной полки и пристально рассматривать Лили.
Она догадалась, что он старается отыскать ее слабое место.
Потому что она знала, что Рафаэль ни на мгновение не поверил в ее амнезию.
– Какие идеи ты предпочитаешь узнать? – спросил он через секунду. – У меня их так много.
Ей было неловко смотреть на него снизу вверх. Она не могла не замечать его совершенную мускулистую грудь и плоский, натренированный живот.
– Что, по-вашему, со мной случилось? – сказала она. – Если я Лили, то зачем выдаю себя за другого человека?
Его карие глаза блестели, и она знала, что он сдерживает желание сказать ей правду. Что она Лили Холлоуэй, нравится ей это или нет. Но, к счастью, он этого не сказал.
– О чем ты подумала, когда я спросил тебя о татуировке, пока мы были в Шарлоттсвилле? – произнес он. – Неужели тебе не показалось странным, что незнакомец так подробно ее описал, хотя, по-твоему, вы с ним никогда не встречались раньше?
– Конечно, я удивилась. Но вы вообще вели себя странно.
– А тебе не приходило в голову, что я могу говорить правду?
– Вовсе нет. – Она посмотрела на него, надеясь, что он не заметит напряжение в ее руках, которыми она обхватила ноги, подтягивая их к груди. – Если бы я подошла к вам и сказала: «Ой, привет! Ты Эжени Мариголд, и ты жил в Висконсине», вы бы мне поверили?
В его глазах танцевали искорки веселья, а по спине Лили пробежала дрожь.
– Все зависит от того, сумела бы ты это доказать или нет.
Она пожала плечами:
– Могу сказать, что доказательства не помогут. Вероятно, вы видели мою татуировку раньше.
– Ты часто ее демонстрировала, не так ли?
Лили замерла, услышав его знакомый собственнический тон.
– Я иногда надеваю купальник, когда иду купаться на озеро. Не знаю, можно ли подразумевать под этим, что я демонстрирую татуировку.
– Твой купальник почти ничего не закрывает, – сказал он.
– В Америке он называется бикини.
Он издал звук, который не совсем походил на смех, а затем подошел к Лили, и у нее мгновенно пересохло в горле. Она замерла, когда Рафаэль плюхнулся в кресло напротив нее.
И внезапно на Лили нахлынули воспоминания. Рафаэль и раньше любил сидеть, лениво развалившись в кресле, словно ему было на все наплевать. Она помнила об этом слишком хорошо. Перед ней сейчас прежний Рафаэль – чувственный и сексуальный провокатор, при виде которого она почти теряет самообладание.
Она едва переводила дыхание. Она надеялась, что Рафаэль решит, будто она покраснела при упоминании бикини. Или от жара камина. Но не потому, что почувствовала возбуждение.
– Почему ты назвалась Элисон Герберт? – очень тихо спросил он, нарушая тягостное молчание. – У нее очень специфическая биография. Откуда ты о ней узнала?
Лили купила водительские права у девушки, которую она смутно помнила, на стоянке грузовиков, щедро ей заплатив и узнав историю ее жизни. Но сейчас Лили должна прикусить язык, чтобы не усложнить свое положение.
