Лео вышел наружу, тщательно закрыл за собой дверь, подпрыгнул и ухватился за край стены, окружающей сад. Судорожно перебирая руками по кромке стены, Лео добрался до набережной, спрыгнул и перебежал по мостику на противоположный берег. В это время из соседнего здания вышла толпа туристов, и Лео вместе с ними поспешил к остановке вапоретто.
По будням Венеция засыпает рано. Единственное место, где изголодавшийся Лео смог перекусить, — столовая при железнодорожном вокзале. В отеле он принял горячую ванну, достал из рюкзака заветный том и аккуратно положил его на маленький столик. Сел, включил старую лампу под засаленным пергаментным абажуром и открыл потускневшие серебряные застежки.
Фелипе явился в полицейское управление Мадрида и, ко всеобщему удивлению, сознался в преступлении. Невысокий худощавый юноша возбужденно рассказал комиссару полиции о взрыве памятника Сантьяго Матамороса — святого Иакова — истребителя мавров. Он раскаивался в нанесенном ущербе и просил прощения за страдания, причиненные людям. Всю вину за случившееся он возлагал на себя.
В Мадрид немедленно вызвали инспектора из Галисии, ведущего дело, и он тщательно допросил Фелипе. Преступник сообщил все подробности подготовки и проведения террористической операции. Сомнений не оставалось: Фелипе совершил теракт сам, по собственной воле.
Испанская пресса, а также телевидение и радио разнесли весть об успехах следствия. Новость быстро распространилась по Европе, и вскоре весь мир узнал: во взрыве не замешаны исламские организации — теракт совершил фанатичный католик, в одиночку!
В Риме папа вздохнул с облегчением. Прелат «Опус деи», его преосвященство епископ Сковолони, напротив, был удручен новостями. Признание молодого человека стало непредвиденным препятствием на пути к осуществлению плана. Он позвонил в Вашингтон Джону Макграту. Разговаривали они долго: памятуя о плохом итальянском иезуита, епископ говорил медленно и четко, чтобы не потерялась суть высказывания.
После этого нунций сообщил обо всем сенатору Роулендсону.
Что-то определенно пошло не так. Из заявлений бомбиста стало очевидно, что он юноша впечатлительный, вышел из-под контроля тех, кто на него воздействовал. Даже «Опус деи» не смог разобраться и найти виновного — в активистских группах был принят принцип строжайшей секретности. Три заговорщика решили: время тратить нельзя, необходимо усилить давление на папу.
Вот уже которую неделю не бездействовал и инспектор Гедина. Вместе со своим помощником они, одетые в штатское, сидя в машине рядом со старинной форумной площадью Вероны, ждали начала проведения операции. Неподалеку притаились еще четыре агента из местной полиции, готовые к задержанию подозреваемого. Несколько дней назад барону позвонили — грубый мужской голос потребовал миллион евро наличными в обмен на жизнь Орсины, сообщил время и адрес в Милане, по которому нужно доставить деньги. Барон продержал вымогателя на линии достаточно для того, чтобы полиция определила, откуда звонили. Похититель пользовался мобильным телефоном, зарегистрированным на имя Розеллы Бортолан, живущей в Вероне на Пьяцца-делль-Эрбе. В шесть часов вечера четверо полицейских вместе с инспектором и Колуччи готовились нанести ей визит.
Гедина посмотрел на часы: 17.56. Он выбросил сигарету, вышел из машины и поднялся на третий этаж дома с помощником и веронскими агентами. Полицейские достали зловещего вида пистолеты-пулеметы «беретта».
Ровно в шесть часов Гедина постучал в дверь.
Из квартиры доносился отчетливый запах фасолевого супа с макаронами. Дверь открыла женщина средних лет в фартуке. Инспектор предъявил удостоверение и сказал:
— Розелла Бортолан проживает по этому адресу?
Увидев оружие, женщина перепугалась и закричала:
— Это моя дочь! Что случилось? Что она натворила?
— Сейчас разберемся, — сдержанно пояснил Гедина. Он ненавидел такие ситуации. Никакого сопротивления — он вломился в дом и до смерти перепугал обычную домохозяйку, к тому же готовящую его любимое блюдо. Дело было даже не в гуманности: Гедина органически не переносил запугивание рядовых граждан. Лучше бы стал лыжным инструктором, как отец!
