Забудь о хвастунах, строящих за баснословные деньги горны с гигантскими мехами и огнеупорные сосуды причудливой формы, в которые заливают шлак и отбросы, веруя, будто, через варение их и зловонье, ими выделяемое, обратят они Первоматерию в Черное Солнце; добавляя росу, собранную с великим трудом на рассвете, полагают они, что умеют очистить и вскормить драгоценную материю. Все им подобные — шуты, неучи и великие шарлатаны, однако толпа любит, когда ее обманывают и обещают золотые горы, которых можно достичь малыми усилиями. Люди не замечают, что немногое, имевшееся у них, уже потрачено впустую, и остаются беднее, чем были. Истинный перегонный куб алхимика — в его воображении. Он появляется, стоит закрыть глаза и уши, отвлечься от внешнего мира. Алхимик должен уединиться в тайной комнате, от которой никто не имеет ключа и о которой никто даже не ведает. Там алхимик садится в удобное кресло, так, чтобы стопы его плотно касались земли, а руки аккуратно кладет на колени. Пусть он будет осторожен и не выказывает поспешного стремления к высокой цели. Первоначально занятия должны длиться не дольше того времени, которое каждый по детской наивности и суеверию тратит на пустые молитвы. Огнем же алхимика становится его собственное великое желание покорить Второе Древо жизни. Без подобного тайного огня силы будут истрачены впустую, потому как, не стремясь к цели, алхимик не заботится, станет он героем или же нет. Лишь герой, для кого покорение Древа важнее еды и питья, желанней объятий прекраснейшей девы и ценней самой жизни, сможет разжечь этот пламень и раздуть его мехами собственных легких. Когда огонь разгорится и задышит в полную силу стремлением достичь цели и презрением к низкому естеству смертного, пусть приступает алхимик к Разделению.
[45]
Дальше Чезаре делла Ривьера подробно описывал, как следует представлять Разделение и какой мысленный образ для этого подойдет. Процесс заключался в подобии самоанализа, при котором методично и тщательно рассматривалась каждая составная часть конкретного человека. Следовало отстранение, будто зрителю в театре, воспринимать собственные мысли: зрительные и звуковые образы, а также эмоции, вызванные ими. Так алхимик постигал, из каких предрассудков, рефлексов и страстей складывается его личность.
Лео понял, о чем толковал автор: недавно во время собственных изысканий в Вашингтоне он наткнулся на фразу «Познавший себя позн
ает Все». Лео уяснил, в чем заключалась его ошибка, — эзотерику обычным умом не понять. Трактат не был пособием по исправлению черт характера — это-то и сбивало с толку. Алхимик не обязан искоренять обнаруженные в себе недостатки, подниматься морально. По этому поводу автор писал:
На свои грехи внимания не обращай, ибо грешны все. Грехи подобны бесчисленным головам Гидры — стоит отрубить их, как они заново отрастают. Если постишься, то берешь грех на душу, если молишься — будешь осужден, подашь милостыню — надругаешься над духом. Героя ждут иные подвиги, иначе не победить ему Немейского льва, не оторвать Антея от матери-земли, не добыть яблок из садов Гесперид.
Чем больше Лео читал, тем дальше уходил от разумного мира. Чезаре раскрывал секреты медитативных практик, измененного восприятия реальности. Вселенная не представлялась вместилищем тела, а тело не являло сосуд жизни и разума. Все следовало вывернуть наизнанку. Предметы заключались в последнее, внешнее вместилище — они находились в сознании, содержащем сокровенные мысли и желания. Иллюзия того, что называется физическим телом и его пятью чувствами, заключает в себе финальную иллюзию — физический мир, то есть постижимую Вселенную.
Эти рассуждения походили на теорию о том, что «Я» есть единственная реальность, со всеми вытекающими — опасными для «Ты» — последствиями. В книге объяснялось, как взять небеса штурмом и подняться выше, выходя за рамки состояния обычного человека. Комментарии были написаны еще более загадочным языком.
Тело не содержит жизни — ее содержит душа, потому как жизнь не есть продукт тела, но тело есть продукт жизни. Пусть герой переместит центр себя в глубины этой жизни, устранив пределы, делающие жизнь ограниченной. Пусть раздует пламень еще больше и выше, пока не возвысится над тем, что питало его, когда приходил он из ничего, и в чем он нуждается, когда выходит за пределы своей сущности, ограниченный природным порядком, внутри которого действует. Когда же герой не находится более вне своего существа, а жизнь его полностью едина, то есть когда жизнь духа объемлет жизнь тела, то начинается обновление и герой возрождается. Его тело не тело более, оно подобно силе, которою герой овладел в полной мере; и тело становится свободно от всего, что хоть как-то влияло доселе на его видимые проявления; оно неуязвимо, возвышенно, излучает свет.
