Когда прибыла помощь, инспектор облегченно вздохнул и отправился в библиотеку. Он позвонил в штаб-квартиру, попросив связать его с веронским магистратом. Договорились, что тот перезвонит ему на сотовый. Дело было весьма срочным. Инспектор приказал Колуччи опросить студентов, выяснить имена, возраст и прочие данные. Из бального зала велели никого не выпускать.
Галлорини он велел:
— Возьмите людей и обыщите усадьбу, а заодно все постройки. Барон упоминал мастерскую — не забудьте и про нее. Прочешите сад, лагерь студентов, виноградники, лес… Ищите тщательно, любая улика может оказаться решающей.
— Инспектор, а у нас есть ордер на обыск?
Галлорини, классический полицейский, действовал педантично, соблюдая все правила и инструкции.
— Нет, — ответил инспектор, — конечно же, ордера нет. Пока нет.
Гедина подозвал Думитру.
— Надеюсь, барону полегчало? Спросите у него, можно ли провести обыск на территории усадьбы, и немедленно сообщите о его решении.
Через несколько минут Думитру вернулся. Он заложил руки за спину, будто примерный школьник, отвечающий на уроке.
— Господин барон благодарит вас, он чувствует себя немного лучше и разрешает производить любые действия в интересах следствия.
Об этом известили Галлорини, в обязанности которому вменили производить обыск. Гедина попросил Думитру предъявить разрешение на работу — бумаги оказались в полном порядке. Затем инспектор задал румыну множество вопросов. Удовлетворенный ответами, он велел Галлорини использовать дворецкого при обыске в качестве помощника-проводника.
Вскоре в сопровождении полицейской машины вернулась Орсина. Она почти оправилась от потрясения, остался лишь гнев. Она прокрутила в голове все события и поняла, что, в приступе безумия обвиняя Найджела, упустила нечто важное: роковой ночью они спали вместе. И она, и полиция подозревают ее мужа зря. Какая несправедливость!
— Если собираетесь меня допрашивать, — обратилась Орсина к инспектору, — приступайте незамедлительно. Не только слезы у меня закончились, но и терпение исчерпалось!
Гедина спокойно, не без удовольствия, дал Орсине высказаться. Каждый из студентов стал возможным подозреваемым, и инспектор начал сомневаться в виновности мистера Макферсона. Тем не менее опросить супругу Найджела инспектор был обязан.
— Прошу принять мои соболезнования, баронесса. Мне задавать вопросы прямо здесь, в коридоре, или в доме найдется место, где беседовать вам было бы удобнее?
Хорошие манеры инспектора заставили Орсину вспомнить собственное аристократическое воспитание, и они с Гединой переместились в гостиную.
Закурив, он стал задавать вопросы — больше о Найджеле, чем о самой Орсине. Она настояла, что с полуночи до восьми утра в ту ночь спала вместе с супругом, Найджел все время был с ней. Что еще она могла сказать?
— Нет, я не подозревала, что у мужа интрижка с моей сестрой, если вы на это намекаете, инспектор.
Орсина решила умолчать о своих подозрениях, потому что они не имели отношения к убийству бедной Анжелы.
— Мы все испытываем теплые чувства друг к другу и много времени проводим вместе. Мы честные люди, инспектор.
«А правда ли это?» — спросила себя Орсина. Во всех знакомых ей аристократических семьях царила атмосфера нелюбви и отчуждения. Ее собственная не исключение.
— У вас есть еще какие-нибудь соображения? — поинтересовался инспектор. — Кто, по-вашему, мог спрятать тело в багажник машины мистера Макферсона? У него есть враги?
Орсине было очень больно, но она нашла силы ответить:
— Вне семьи Найджела близко никто не знает, — и добавила с нажимом: — Никто из родных не способен на такое. Это немыслимо! Что до прислуги, я представить себе не могу, что кто-то из них может быть в этом замешан.
Гедина не нуждался в догадках Орсины, но ему нравилось наблюдать за самой баронессой, и он не стал ее перебивать.
— Поищите среди типов, которые посещают дядюшкины лекции, — продолжила Орсина. — Я с ними не общаюсь, но вижу их повсюду. Некоторые выглядят…
— …подозрительно? — закончил за нее инспектор.
— Да.
Орсина едва не назвала студентов «висельниками», как выразился бы Найджел.
