— И уйдете в отставку? Обычно так поступают послы.
Отец Макграт слегка улыбнулся и медленно, с нажимом произнес:
— Не обязательно. Если я смогу принести пользу, то не оставлю пост, пока меня не отзовут.
— Простите, отче, но вы, похоже, затеяли двойную игру, — раздраженно заметил сенатор. Однако, по сути, он был рад, что перед ним — политик, родная душа.
Иезуит поджал губы.
— Я бы выразился иначе: мы, иезуиты, всегда находились в стесненных обстоятельствах, нас не признавали ни Ватикан, ни светские власти. Мы — орден монахов-воинов. Мы не боремся при помощи физического оружия, но в этом мире мы как на войне, будто… будто на оккупированной территории.
— Оккупированной кем?
— Дьяволом, если говорить откровенно.
— Вот как…
Рассуждения иезуита о религиозных правах не отличались от взглядов его коллег.
— Порой приходится прибегать к некоторым ухищрениям. Но мне хотелось бы спросить…
— Разумеется.
— Станет ли ассимиляция мусульман темой вашей предвыборной кампании? Я интересуюсь не из праздного любопытства — это довольно больной вопрос для его святейшества. Не хотелось бы оказаться в затруднительном положении.
Сенатор облегченно вздохнул — с «больными вопросами» он сталкивался каждый день.
— Да, конечно. Но ассимиляция — только половина темы. Больший упор я сделаю на единство с Европой. Нужно наладить мосты с нашими единомышленниками. По-моему, Джон — не возражаете, если я буду звать вас по имени? — в ближайшие двадцать — тридцать лет следует ожидать двух вариантов развития событий. Первый: Европа в национальном плане станет напоминать шахматную доску, ее экономика пойдет на спад, встанет проблема социальной нестабильности, и возрастет враждебный настрой по отношению к США. Или же Европа примет мудрое решение и обретет руку помощи, протянутую через океан. Я надеюсь создать Трансатлантический альянс, как в конце Второй мировой.
Джон уже как будто слышал громогласные девизы кампании сенатора.
— Тогда мы боролись против коммунистической угрозы.
— Именно так, но теперь нам угрожает ислам.
Очевидности этого Макграт отрицать не мог.
— А скажите мне, Джон, как все это отразится на американских католиках? В контексте программы «Раскроем объятия всем верующим»?
— Я считаю, эта программа вызовет раскол катастрофического масштаба. Все последствия сложно предсказать. Для начала божественное происхождение Христа «пересмотрят» в угоду мусульманам и иудеям. Если этому никто не воспрепятствует, на защиту доктрины встанем мы, иезуиты, и будем отстаивать ее до последнего вздоха. Мы сделаем все возможное, чтобы католики осознали реальное положение дел. У американского католицизма долгая история противостояния Ватикану, например, по поводу контрацепции. В Америке католики теологически необразованны, но происходящее заставит их встрепенуться.
— Им не понравится то, что они услышат?
— Нужно будет правильно преподнести тему. Думаю, политический аспект взбудоражит людей больше, чем теологический.
— Проще говоря, если американских католиков (в основном — латиноамериканцев) настроить против папы римского, это склонит их на мою сторону?
— Вполне вероятно.
Летом, ближе к концу июля, барон Эммануил устраивал званые обеды. В этом году он пригласил почти всех соседей. С помощью Орсины все было организовано быстро и со вкусом. Двадцать приглашенных сидели за огромным столом красного дерева, накрытым в саду под вишней. Легкий ветерок колыхал пламя бесчисленных свечей, освещавших стол. Свою лепту вносила и полная луна, одаряя сад мягким сиянием. Найджел раздобыл три дюжины бутылок «Амароне», которое объявил своим любимым вином.
Во главе стола сидел барон, по правую руку от него — Орсина, по левую — Анжела. Пару дней назад Эммануил завершил курс лекций. Он выглядел крайне уставшим, но разум его сохранил силу. Смакуя вино и оглядывая гостей, барон вынес про себя вердикт: «Благородная гниль».
«Амароне» изготовляют из спелого винограда, подсушенного на соломе, что концентрирует сахар и вкус. В благоприятных условиях на ягодах развивается «благородная плесень».
В гостях барон не видел ничего благородного — они держались за свои поместья и дворцы, боролись за место в буржуазном мире, работая в офисах и пытаясь свести концы с концами; их жены — стервы, а дети дерзки и нахальны. Предки не могут гордиться такими потомками. Для барона все они были испорченным подвидом аристократии, для которого «благородная гниль» — идеальный эпитет. К счастью, обе племянницы — и Анжела, которую барон знал очень близко, и Орсина, одаренная больше Анжелы, — иного сорта.
