— Не каждый день, но вижу.
— Я за это время прочитала массу литературы. По Лангедоку, в тебе заговорил паратекст, высшие письмена души, то есть глубокая психологическая программа. Ты или твой род закодированы, и, если окажешься слабее, можешь даже сойти с ума.
— Я уже сошел, — проворчал Матвей.
Кристина покраснела, но глаз не отвела.
— Ты, наверное, считаешь меня…
Матвей остановил ее поцелуем, унес поднос с кофейником и чашками. Пришел, погасил свет.
— Я лягу на диване, спи. Не боишься, что я глубоко… это… психический?
Девушка засмеялась, соскочила с кровати, потянула его за волосы, обняла.
— Я, может, тоже ведьма. Бабуля рассказывала, что у нас в роду даже шаманы были. Ложись рядом.
— Но тогда мы не уснем и без кофе.
— Я тебя усыплю, проснешься свежим как сквозняк.
Через секунду они снова целовались…
Уже под утро Кристина сказала сонным голосом:
— Можно я у тебя поживу? Не хочу возвращаться в общежитие… боюсь. Не прогонишь?
И он ответил не то, что хотел:
— Не бойся, никто тебя больше не тронет.
ИЗМЕНЕНИЕ СОСТОЯНИЯ СИСТЕМЫ
Кудрявого Жоржа Матвей отыскал вечером в общежитии на Университетской, бывшей Шверника, куда проник под видом студента. Но прежде он выяснил, что фамилия Жоржа Синявский и что отец его — зампредседателя Центробанка. После этого стали понятны амбиции кудрявого красавца, привыкшего ко всем благам цивилизации, культивирующего закон вседозволенности и поступившего в университет по звонку из «черно-белого дома» — здания правительства на Краснопресненской набережной.
Жорж веселился в компании пятикурсников на восьмом этаже, Матвей насчитал в комнате шестерых интеллигентов, двух мордоворотов — тех же «качков», которые встретили его у филфака, и четырех девиц, дымивших сигаретами «Мор». Устроились все, кто где мог: на двух кроватях, на диване и даже на тумбочках. На столе стояла бутылка «Абсолюта», ликер «Амаретто» и пиво, в качестве закуски — консервированная ветчина, колбаса и яблоки.
На вошедшего никто не обратил внимания, и Матвей, найдя в дыму ораторствующего, по обыкновению, Жоржа, пошел прямо к нему. Сказал, приятно улыбаясь:
— Узнаешь, красавчик?
Сидевшие рядом с Синявским девицы оторопело уставились на гостя, шум в комнате постепенно стих.
— Что еще за чучело? — лениво поинтересовался парень в рубашке нараспашку, демонстрируя волосатую грудь. — Чего ему надо?
— Схлопотать по фейсу, — отозвался Жорж, ставя стакан. — Феня, разберись с бобиком, сам к нам пришел.
Один из бугаев — телохранителей Жоржа стал подниматься, но Матвей ласково усадил его обратно легким с виду тычком пальцев в грудь, от которого «качок» тем не менее задохнулся и не сразу пришел в себя.
— Почеши спину, малыш. — Следующим движением Матвей врезал Жоржу тыльной стороной ладони по щеке, где еще виднелся синяк прошлой пощечины, так что тот слетел с дивана, взвыв от боли. — Еще раз позволишь — даже не гнусное предложение, упаси Господь! — а хотя бы косой взгляд в сторону нашей общей знакомой — покалечу! Усек, говнюк?
— Ах ты мерза… — вскочил второй громила… и сел с удивлением на лице, пропустив незаметный мгновенный выпад Матвея. Остальные ничего не поняли, взирая на происходящее сквозь дым.
— Ясно, — кивнул будущий филолог с волосатой грудью, — снова вумен вульгарис. Наш Жоржик где-то позарился на чужую юницу.
— Да ты, скотина, знаешь, кто я?! — завопил опомнившийся Жорж. — Я тебя в выгребной яме сгною, в болото засажу, я тебя, гад… — Синявский схватил стоявший на тумбочке утюг, двинулся на Матвея. — Попадание внутрь — смертельно, соображаешь? Убью!
Еще двое парней встали с кроватей, явно собираясь помочь товарищу, да и бугаи оклемались, уверенные в своей силе. И Матвей вынужден был применить превентивные меры воздействия.
Русбой, которым он владел в совершенстве, как и айкидо, основан на приемах нейтрализации противника без тяжелых травм. Поэтому Матвей использовал хаппо ундо[23] — принцип «движения на восемь сторон света» — лишь в приложении к тодомэ — пресечению атаки, в результате чего утюг из рук Жоржа перекочевал к нему, телохранители красавца улеглись на пол, а двое студентов залезли под стол. Движение в комнате прекратилось, шепот девушек стих, воцарилась полная тишина. Матвей аккуратно поставил утюг в тарелку с ветчиной, наставил палец на держащегося за руку Жоржа: