— Мухи против ветра не летают, Белый. До встречи.
В приемной сидел здоровяк с бритыми висками и затылком, и Соболев присоединил его к «битой компании», решив не рисковать выстрелом в спину. Здоровяк отключился, ничего не успев сообразить.
В коридоре никто гостя не ждал, лишь при выходе из здания Матвею преградили путь трое молодых ребят в черных сампанах. Но поскольку и они не ожидали встретить ганфайтера, то Матвей боя не принял, проскользнув мимо в танце ма-ай[18]. Выбежав на улицу, рванул за угол, во двор здания, маскируясь кустами, и вовремя: вслед ему затрещали выстрелы. А в переулке за дощатой будкой строителей кто-то легонько стукнул пальцем ему по плечу. Матвей ударил вслепую, не попал и оглянулся. Это был Тарас Горшин.
— За мной, быстро, у меня машина, — шепнул тот, приложив палец к губам, и кивнул на старый, видавший виды «Москвич». Не раздумывая, Соболев метнулся за ним. Спустя минуту они были далеко от здания «Независимой федерации кикбоксинга». Мотор у «Москвича», как и у соболевской «Таврии», был специально форсирован, и машина не шла — летела, словно ракета, мощно и плавно, разве что менее шумно.
Горшин, в своем неизменном белом костюме, молчал, пока они не отмахали пол-Москвы, остановил машину в Кузьминках, откинулся на сиденье, закинув руки за голову.
— Зря вы ввязались в это дело. Рано или поздно эти парни вас вычислят.
— Я не боюсь.
— Не в страхе дело. Ведь когда к вам придут боевики Белого, вы начнете сопротивляться, не так ли? А это означает, что вас определят как ганфайтера.
— В таком случае я не буду сопротивляться, — подумав, сказал Матвей.
— Тогда вас убьют. Вы хоть представляете, кого хотели наказать за своего друга?
Матвей заставил себя расслабиться, хотя его неприятно поразила осведомленность «чистильщика», помолчал.
— Это вас я засек перед тем, как войти туда?
В глазах Тараса зажегся и погас огонек, в голосе прозвучало не столько уважение, сколько удивление:
— Засечь меня трудно даже ганфайтеру… если вообще возможно. Но коль это так, ты далеко пойдешь, капитан. Так вот, организация, в штаб которой ты проник — отдаю должное смелости и порицаю за нерасчетливость, — называется батальон спецназа «Щит», подчиняющийся лично начальнику Управления «Т» Федеральной службы контрразведки генералу Ельшину.
Матвей недоверчиво глянул на Горшина. Конечно, он знал, что подразделялась ФСК на четыре управления: «К» — собственно контрразведка, «И» — информационно-аналитическое, «КК» — Управление по борьбе с коррупцией и контрабандой наркотиков и «Т» — Управление по борьбе с терроризмом и охране правительства. Но Матвей изумлялся не тому обстоятельству, что случайно влез в осиное гнездо «Щита», а пересечению интересов. Выполнять задание Ивакина — «прощупать этот самый „Щит“ — он собирался позднее и — надо же! — попал туда, даже не подозревая об этом!
— Вообще-то я искал Белого… вожака рэкетиров. Там был их президент, седой такой, Дадоев Булат, я думал, он.
— Белый у них — псевдокомбат майора Шмеля Юрия Степановича, так вот, он — альбинос, потому и Белый. А Дадоев — зиц-председатель, хотя его солдатики действительно занимаются рэкетом.
Матвей пошипел сквозь зубы. Подумав, отклеил усы, снял очки и взъерошил волосы, приняв свой естественный облик.
— Зачем вы следили за мной?
— Я не следил, просто появился в нужный момент в нужном месте.
— Зачем?
— Чтобы предложить дело. «Фискалы» взяли одного нашего работника, его надо освободить.
Матвей хмыкнул.
— Что же это он позволил себя захватить?
— Его подставили. Люди есть люди, и некоторым «чистильщикам» тоже не чуждо все человеческое, особенно недостатки: зависть, корыстолюбие, властолюбие, злоба. Итак, ваше слово.
— Согласен, — угрюмо сказал Матвей.
Координационная коллегия подразделений Министерства внутренних дел — Главного управления, МУРа, милиции, ОМОНа, отдела по борьбе с организованной преступностью, Управления по охране общественного порядка — заседала не на Огарева, а в новом двенадцатиэтажном здании ГУВД на Берсеневской набережной.
Началась она с доклада о криминогенной обстановке, подкрепленного статистическими данными и примерами. Примеры потрясли, и даже самообладание видавших виды оперативников, попривыкших по роду деятельности к ужасам и крови, было поколеблено.
