Булочник объявился снова и сообщил, что ему удалось найти для нас подходящее место. Он вполне обычный человек. Но для нас он был ангелом. Янина пошла с ним, чтобы договориться с людьми, которые были готовы принять нас. Когда Янина вернулась, она рассказала удивительную историю. Б., польский дворянин, известен в городе как ярый сторонник фашизма. Он владеет расположенным на окраине города особняком с роскошным садом. Однако в городе знают, что, несмотря на прекрасное имение, у него в кармане ни гроша. И чтобы раздобыть денег, он, фашист, согласился спрятать у себя нас, евреев. Янина с ним договорилась. Нас там ждут.
Чтобы не привлекать внимания, мы выходили из гетто поодиночке. Расставание тронуло наши сердца. Один из тех, кто пожимал на прощание мою руку, показал мне яд, который он всегда держит при себе, как последнюю надежду. В условленном месте за пределами гетто нас ожидал булочник. Он и проводил нас к тому, кто был готов стать нашим спасителем.
Дом находился в саду, вдали от гетто, а для меня он находился словно в другом мире, в исчезнувшем мире, в котором, возможно, когда-то жил и я. Теперь, казалось, я попал в оазис, пройдя через ужасную пустыню. Я ждал хозяина дома в красивой, большой, хорошо обставленной комнате. Может быть, комната вовсе и не была такой уж красивой, большой и хорошо обставленной; пожалуй, в ней что-то было не в порядке, что-то производило странное впечатление и позволяло предполагать, что и хозяин ее несколько странен, но после лачуги, из которой я пришел, и в тот момент, когда здесь должен был появиться мой спаситель, это жилище казалось мне оплотом спокойствия и образцом уюта и благополучия. Сквозь раскрытые окна можно было видеть сад, роскошный в разгаре лета. Мое внимание привлекло множество цветов: на высоких стеблях цвели розы, клумба петуний под яркими лучами солнца казалась пестрым ковром, а в отдалении старые яблони отбрасывали уютную тень. Но вот в комнату вошел Б. Он был высокий и худой, аристократической внешности, но какой-то надломленный, и от него исходило беспокойство. Он рассматривал меня холодным и в то же время бегающим взглядом. Мы обменялись любезностями. Деловые переговоры относительно условий нашего пребывания Янина с ним уже провела. Деньги были переданы. Теперь Янина добавила еще буханку хлеба и костюм своего покойного мужа. Б. взял то и другое, с достоинством, но все же как-то мучительно. Все, что у нас еще оставалось, мы отдали булочнику.
Б. вежливо, буквально как хозяин замка, которого обстоятельства, к сожалению, вынуждают брать постояльцев, проводил нас к подготовленному убежищу. Нам пришлось спуститься по подгнившей деревянной лестнице в глубокий подвал. Там пахло сыростью и плесенью. Б. пояснил, что раньше здесь держали запасы картофеля и овощей. В глубине подвала в полу было отверстие. Того, кто над ним наклонялся, встречали непроницаемая тьма и спертый воздух. Грубо вырезанные в глине ступени вели на несколько метров вниз, в темные глубины. Приходилось двигаться на ощупь. Мы медлили. Это был спуск в преисподнюю. Но выхода у нас не было. Это была наша нора. Это было наше убежище. Это было наше спасение.
Мы провели первые часы в нашей глиняной пещере и попытались освоиться. Мы двигались вслепую, на ощупь и то и дело натыкались на стены, на которых осела влага. Янина сказала, что стены нашей темницы очень сырые. Я же скорее склонен называть их надежными бастионами нашей крепости. Ведь эта нора должна нас защитить! Разумеется, только отчаяние может заставить забраться сюда. На время похоронить себя. Но все же это не смерть, не ров, в котором расстрелянные становятся одной кучей мертвых и еще дергающихся тел. Что-то будет наверху, в гетто?
К вечеру наш хозяин и булочник спустились в подвал. Булочник сообщил, что все гетто оцеплено СС и украинской полицией.
Несмотря на усталость, несмотря на терзания и тревоги последних дней, ночью мы не могли уснуть. Холод, снаружи и изнутри, мучил тело и душу. В норе нам казалось, что за спасение нам придется расплачиваться гниением заживо. Мы лежали в темной глубине земли, и все же только с ужасом могли думать о верхнем мире, где в тот момент, судя по всему, как раз и ликвидировали гетто. Ликвидировать — это значит уничтожать, а уничтожать — значит убивать.
