Записки Видока - страница 78

Шрифт
Интервал

стр.

. Отдельные места были так опасны, что никто не решался пойти туда даже днем. Так, в Монфоконе, между Бельвилем и Парижем, собралась целая толпа бездельников и прохвостов, предающихся всяческим порокам и преступлениям. Впоследствии к ним присоединилась шайка кочевников. Одни из них занимались тем, что обирали пьяных, другие останавливали дилижансы, обозы, почтовые кареты. Из двадцати преступлений, учиненных ночью, пятнадцать наверняка были на их совести. Они не гнушались ничем: ни уединенным жилищем, ни запоздалым путником, которого они преспокойно убивали. Сегодня холмы Шомон — любимое место для гуляний, но тогда они были пристанищем разбойников. В том самом месте, где улица Пуэбла разветвляется надвое, находятся покинутые каменоломни. Там полиция часто задерживала целые полчища бродяг. Одни из них сдавались без всякого сопротивления, надеясь найти в тюрьме пищу и отдых, другие же, напротив, спасались в подземельях, яростно защищая свою жалкую жизнь. Иногда они даже стреляли в жандармов. Спустя некоторое время после Июльской революции[24], выстрелы, раздавшиеся под сводами подземелья, спровоцировали страшный обвал, освободивший общество от сотни самых отъявленных негодяев.

Какаусти

Теперь читатель может составить некоторое представление о тех бродягах, которых привели к нам в камеру. Набег, предпринятый ими накануне, привел их в Депо. Все, за исключением главаря шайки и одного кривого оборванца небольшого роста, оставались совершенно равнодушны к упрекам старшего.

— Когда я думаю о том, — сказал Авриль, — что эти нищие лучше согласятся умереть с голоду или попадутся в руки полиции, нежели займутся воровством, мне становится досадно! Они ничего не хотят делать!

— Довольно! — перебил его кривой. — Я не тот, за кого вы меня принимаете. Меня здесь знают.

— Ах, да это Какаусти! — воскликнул Авриль. — Как тебе не стыдно появляться здесь в таком костюме? Вот еще один человек, которому не совестно бездельничать! На нем даже рубашки нет!

— За меня не беспокойтесь, — возразил Какаусти, — через месяц я окажусь на свободе, и у меня будут деньги… Долго вы еще будете ко мне приставать, старые каторжники? Лучше бы пригласили на свой пир, а то я со вчерашнего дня ничего не ел.

— Ну так и быть, поешь с нами.

И все трое уселись за стол, уставленный яствами.

Надо заметить, что в то время заключенным позволялось иметь все, чего бы они ни захотели, лишь бы у них водились деньги, а уже известно, как они их добывали. Пока старший и его гости пировали, запах еды заставлял новоприбывших испытывать все мучения Тантала[25]. Некоторые из них, я уверен, отдали бы год своей жалкой жизни за возможность поучаствовать в этой трапезе. Между тем от выпитого вина собеседники разгорячились.

— А все-таки наша профессия не дурна, — сказал Какаусти помощнику старшего.

Жермен кивнул в знак согласия, но в душе он, вероятно, придерживался мнения, что это ремесло не очень-то безопасно.

Надо сказать несколько слов о старом бродяге, которого его же братия прозвала Филандеш, потому что он был безобразен и отвратителен. Он носил длинный кафтан, давно превратившийся в лохмотья, и потертую шляпу. Его обувь напоминала обувь французских солдат после их бегства из Москвы.

Проведя три четверти своего существования в различных тюрьмах, он занялся тем, что стал притворяться то нищим, то убогим, то увечным. Филандеш умел возбуждать жалость в прохожих и избегал полиции, с которой имел давние счеты. Превосходно разыгрывая свою роль, он ловко обманывал сострадательные души и только недавно был пойман полицейским агентом.

— Я уверен, что на его совести больше грехов, чем у меня, — сказал Жермен.

— Я прошу милостыню на больших дорогах, но не убиваю, — проговорил Филандеш.

— Тем не менее тебя посадили в тюрьму.

— Да, но, когда с вами будет расправляться палач, я буду разгуливать по Парижу.

Раздраженный Авриль ничего не успел ответить, потому как в камере появился повар с помощниками, которые несли огромную корзину. Все зашумели: началась раздача съестных припасов. Компания, только что пировавшая за столом, отказалась от своей порции с отвращением. После окончания этой церемонии, повара удалились, тюремщики расставили походные постели, и все улеглись. Вся ватага старшего уже храпела, и я сам готов был заснуть, когда вдруг раздалось: «Крик!»


стр.

Похожие книги