Насчет «смиритесь» – это Буш сказал сербам и русским по поводу Косова. Мне кажется – ну вот если пытаться залезть ему в голову и разобраться, что там, – он не хотел нас обидеть. Он мог ведь думать: «Русские поймут. Лучше других. Они сами сколько убили православных, сколько выдавили беженцев из своей страны, а сколько храмов взорвали! Всяко больше, чем косовары. Расказачивание – разве это не этническая чистка? А красные командиры, которые потом командовали страной, чем лучше албанских полевых командиров? Да, мы признали бандитское Косово – но точно так же мы в свое время признали и пиратскую кровавую красную советскую Россию…» Когда ему докладывают, что русские не понимают и возмущаются, он, похоже, не верит. Это они просто стесняются, им неловко… У меня есть одна знакомая, русская с американским паспортом, – не слышал от нее эмоций по поводу русско-сербско-американо-косовских дел. Я думал, оттого что она там, далеко. Но вот недавно узнал, что Солженицын сегодня живет в имении, которое принадлежало ее деду. Ну отняли, ну выгнали – что теперь? Обычная история? Смириться? Забыть? И все будет тихо и спокойно, как, например, на ул. Большая Лубянка в Москве: там мирно соседствуют Сретенский монастырь, где чекисты расстреливали тех, кто им не нравился, и ФСБ, через дорогу. Тихо, мирно, благодать… Все довольны.
Нам с Прилепиным, да и вам тоже, хочется жить и выжить, и зачем разговоры о справедливости? На том месте, где сейчас мой дом, раньше был монастырь – его взорвали большевики. И что мне, отдавать свою квартиру РПЦ теперь? Неохота. Да и Солжу, старому пророку, не с руки выезжать из Троице-Лыкова; правильно сделал, что ограничился посланием к сербам с устной поддержкой – типа, пожелал им мужества не покидать родную землю. Это все не мешает нам злиться и на большевиков, и на американцев. И уж тем более не мешает читать новую русскую поэзию на – случайно ли так названном? – олбанском языке.
Ну а что, есть ведь люди, которые верят в случайности. И в то, что справедливость – это когда бьют чужих.
28 февраля2008 г.,20:24
Перед выборами Медведев выступил с длинной речью в Нижнем. Неизвестно, что он там вещал (я за себя говорю, а про других не знаю), но, конечно, сразу вспомнилось прежнее название города – Горький – и сам великий «пролетарский» путаник, который много думал про советскую власть и то так, то этак к ней поворачивался, разными боками. Но в целом ей верно служил. Она о нем взамен долго писала всякую ерунду, изображая полным придурком, которому лишь бы сладко и богато пожить, и за это он, типа, готов был нести любую чушь, да хоть про диктатуру пролетариата.
И вот сегодня, когда русский интеллигент сосредоточенно чешет репу: а идти ли ему на выборы и чем бы там заняться, если уж идти, – Горький страшно актуален. Тем более что про него уже давно разрешено писать все и многое уже написано как на душу легло.
Да вот хоть взять книжку из серии ЖЗЛ, которую написал Павел Басинский. Я его за эту книжку просто зауважал; правда, мы, кажется, незнакомы, жаль.
Сразу ставится ребром чуть не главный вопрос. Цитируется Тютчев, который про нашу интеллигенцию говорит, что главное в ней – это ненависть к власти, какой бы та ни была. Тонкое замечание: сегодня, всякий раз видя пропутинского яйцеголового, удивляешься – а он-то как попал в эту компанию? Ладно б бюрократ был, или силовик, или нефтяник, трусливо прячущий тело жирное в утесах, а то – голь перекатная с умным видом…
Вот Горький вернулся из солнечной Италии в Советы. Басинский по этому поводу изящно пишет: «Возвращаясь, Горький жертвовал не только свободой. Он жертвовал собой. Это сложно понять, глядя на роскошный особняк Рябушинского и дачу в Горках. Но это было так. Оставаясь в эмиграции, Бунин и Шаляпин сохраняли себя. Горький собой жертвовал». Басинский нашел в архивах отчет, согласно которому Советской власти содержание семьи Горького за девять месяцев 1936 года обошлось в миллион 10 тысяч рублей – при тогдашней месячной зарплате врача в 300 рублей. (И еще важная деталька: вернулся он после того, как понял, что Нобелевки ему не видать… И после того как боевики Муссолини устроили на вилле писателя жесткий обыск. И еще вот что он сказал по поводу своей репатриации, весьма красиво: «Надо все-таки жить в России, а то здесь одолевает какое-то оперное легкомыслие. Водевили писать хочется… Здесь не настоящая жизнь, а опера…» И такой был ужас: Горький искренне горевал о смерти «друга» Ленина и даже плакал о нем, как плакал при известии о смерти Толстого».)
