– Смотри не подкачай, ты отвечаешь за всю русскую культуру!
Он ухмыльнулся:
– Мне-то что? Там, видишь, кроме Чехова и Толстого, вон еще портреты живых авторов: Войновича, Улицкой, Распутина, – вот пусть они и отвечают.
Но они просто не приехали, и пришлось ему отдуваться.
Другой писатель три дня решал для себя вопрос: что делать с мешком дьютифришного алкоголя, который ему доставили в номер по ошибке? Он как-то пытался найти законного владельца, но почему-то ему не удалось и он счел, что это трофей.
Третий автор, смуглый красавец с маслеными глазами, был только после предъявления паспорта допущен на мероприятие, а то его отшивали:
– Куда прешь, тут только для русских писателей!
Четвертый говорил, что пишет лучше, чем Аксенов и Бродский, что Пушкин – средний автор, и не важно, кто сегодня считается лучшим, потому что история потом переставит все с неправильных мест на заслуженные и потомки про него услышат.
Пятый хвалил почему-то не себя, но писателя Кабакова, который в последние годы заметно прибавил.
Шестой же лояльно спрашивал: если шаг к свободе – это шаг к пропасти, так не лучше ли сделать шаг назад? Причем про выборы 2 марта не было сказано ни слова.
Седьмой затаривался местным ромом – его широко хвалят в Интернете самодеятельные путешественники (160 рупий за бутылку, то есть 4 доллара с копейками) – и шел брататься к представителям конкурирующего литературного течения.
Восьмой, делая вид, что не придает ярмарке никакого значения, что ему тут скучно, уходил в разгар пьянки к себе в номер и там тщательно готовил выступление на «круглом столе», которое было репетицией нобелевской речи; у кого ж из писателей ее тезисы не заготовлены!
Вообще же дискуссии происходили приблизительно так. Вот типичный пример. Индийский автор говорит речь, из которой я опускаю слова про Афанасия Никитина:
– Россия не такая, как все. Это не Европа, которая идет своим путем. Мы многое заимствовали у СССР, который первым в мире начал строить социализм. Но этот этап прошел, как все в этой жизни проходит. У вас теперь – новая Россия! И нам интересно, как у вас там все развивается. Мы соседи практически, и наши три кита – Индия, Китай и Россия – совместными усилиями смогут многого достичь… и так далее.
Его русский коллега, который специально меня предупредил, что желает остаться неизвестным, отвечал:
– Метафора о трех слонах неточна. Символ России – медведь, Китая – дракон, а Индии – слон. Примирить между собой такие могучие существа трудней, чем выдрессировать трех слонов. Это куда более интересная задач для дрессировщика. Если три этих зверя сумеют объединиться, это будет очень мощный союз. Если говорить о закате атлантической цивилизации, то она действительно состарилась и тяготеет к самоуничтожению.
Новая идеология политкорректности разрушает основы западной цивилизации. Я бы рискнул назвать политкорректность идеологическим СПИДом, который поразил Запад. России, в отличие от Китая и Индии, пока что не очень удается совмещать модернизацию с культурными традициями, которые мы во многом утратили. Но в последнее время появилась надежда, что удастся это преодолеть… Битники и хиппи всегда имели интерес к востоку, у них была связь с Индией, с индийским опытом духовной жизни. Я и сам этим интересовался в молодости – от чтения текстов до музыки Индии, которая проникала в джаз и рок. Индия представляется нам обителью свободного духа, и этот почтительный интерес к Индии остался. Это была не Индия официальных делегаций, но Индия духа и свободы.
Конечно, тут работает и бригада переводчиков. Командует ими, чтоб вы знали, полиглот Дмитрий Петров, который, по слухам, говорит на 30 языках и дает частные уроки русским (русскоязычным) олигархам. Так вот тут на него насели и потребовали либо подтвердить, либо опровергнуть эту информацию. Он взял время на размышления и после проведения подсчета сообщил на другой день, что говорит на 25 языках, но на профессиональный синхронный перевод отваживается только с шести. Всего-то! Люди приняли эту информацию к сведению и долго чесали репы. Что касается олигархов, то со всеми желающими ему поработать не удается, потому что преподавание в родном инязе он бросить не может – есть же у него совесть.
