Записки прадеда - страница 67

Но здесь был тоже все тот же неизменный, старый Гирли, верный друг Орленева.

— Вы можете разговаривать, но при мне, — сказал им офицер, — разговор ваш не должен касаться дела, по которому арестован заключенный.

Орленев думал, что наконец-то узнает причину своего заключения, а тут выходило, что это было невозможно.

Но Гирли не смутился; он незаметно кивнул Орленеву, подошел к офицеру сзади и протянул над ним руки.

Только что сделал он это, как офицер провел рукой по глазам.

— Спи! — повторил Гирли, и офицер погрузился в тяжелый гипнотический сон. Тогда старик обратился к Орленеву: — Ну, теперь мы можем говорить свободно. Вы конечно не знаете, за что вас арестовали?

— Нет, понятия не имею. Но что Идиза?

— Она ждет вас.

— Значит, меня выпустят?

— Да, и скоро. Вы арестованы по проискам Зубова.

«Так и есть!» — подумал Орленев.

— Но за что? — спросил он.

— Якобы за возмущение людей против власти.

— Возмущение людей?

— Да! Помните вашу встречу в этот несчастный день, когда вы везли письмо в Царское?

— Вот оно что!.. Так Зубов из этого сделал целую историю?!

— Да. Но государыня посмотрела на дело иначе. Мне все это объяснил Елагин, выхлопотавший и пропуск сегодня к вам для меня. Вас выпустят на днях. Государыня много сделала в память покойного князя Таврического. За него заплачен долг в семьсот тысяч рублей, счеты по турецкой войне все признаны законченными. Про вас государыня прямо сказала, что бывший адъютант светлейшего не может быть возмутителем и вольнодумцем. Она приказала прекратить ваше дело и дать вам отставку.

— Слава Богу! — сказал Орленев.

— Ну, время терять нельзя! Сюда может войти кто-нибудь! — и Гирли, наклонившись над спящим офицером, разбудил его дуновением в лицо, а потом, поговорив о незначительных вещах, ушел.

Сведения, сообщенные ему Елагиным, оказались вполне достоверными. Орленев был выпущен и уволен в отставку.

Это было главное, чего желал он — этой отставки. Он хотел уехать с Идизой в имение и поселиться там навсегда, но по тогдашнему времени служба была обязательной, и отставка давалась, если кто просил, лишь в виде особой милости. Милость эта была дана Орленеву якобы под видом наказания.

Веселый, довольный и счастливый ехал Орленев в церковь, где должно было совершиться его венчание с милой и любимой Идизой.

Все было отлично и устроилось именно так, как желал он. Могилевское имение было закреплено за ним. Он желал именно туда уехать после свадьбы и теперь имел возможность сделать это благодаря полученной отставке.

Грустно ему было, что он мало кого знал в Петербурге и что свадьбу нельзя сделать многолюдной, но, когда пришлось рассылать пригласительные билеты, их оказалось такое количество, что он даже удивился. Приглашения рассылал он по указанию Гирли, который называл ему лиц, знавших его дядю.

Орленев послал всем, но неизвестно было, все ли соберутся.

О том, что никто не знал его невесты, он не беспокоился. Она становилась его женой, а кто она, откуда — какое кому дело? В приглашении он звал просто на свое бракосочетание, не указывая имени невесты.

Однако теперь, по дороге в церковь, он забыл обо всем: и о приглашении, и о том, все ли съедутся. Он не думал ни о прошедшем, ни о будущем. Одно только настоящее занимало его, потому что это настоящее было лучшей минутой его жизни.

«Да, — думал он, — для этой минуты стоило родиться, стоило и жить!»

Карета подъехала к церкви.

Орленев не мог не заметить, что у паперти стоит целая вереница экипажей, — значит, народа собралось очень много!

И действительно церковь оказалась полнехонька. Видно, дядя его пользовался доброй репутацией, и много лиц любило его и уважало, если съехались почтить свадьбу его племянника. И много было здесь важных лиц в богатых кафтанах, расшитых золотом, и в придворных мундирах.

Как его встретили, как приехала его Идиза, как они стали со свечами в руках пред аналоем и священник, то оборачиваясь к ним, то снова становясь лицом к алтарю, читал молитвы, а певчие пели, — Орленев не помнил. Все окружающее как бы слилось для него в одно сплошное сияние счастья и блеска, сосредоточением которого была его Идиза, стоявшая рядом с ним, и освещавшая все кругом, и дававшая жизнь всему этому и смысл!