Церковь может быть только одна. «Бог один, и Христос один, и вера одна, и надежда одна, и Церковь одна» (св. Киприан Карфагенский) [156]. Но «сокровенные связи, соединяющие земную Церковь с остальным человечеством, нам не открыты» (Хомяков) [157]. Мы знаем только то, что они существуют, что «хотя без любви ко Христу человек не может быть спасен, но иной, никогда не слышавший о Праведном, поклоняется существу Спасителя нашего» (он же). Это знает Церковь, а поэтому и утверждая свою единственность она хранит в себе сверхисповедное сознание всех христиан, всего верующего человечества [158] и всего творения Божия, ожидающего от нее литургического поминовения «и всех и вся». Ведь «вся тварь совокупно стенает и мучается доныне» (Рим. 8, 22). Такой строгий ревнитель Православия, как недавно умерший старец епископ Афанасий (Сахаров), считал, основываясь на мыслях митр. Московского Филарета, что можно не только дома, но и на литургии, на проскомидии, возносить моление за неправославно верующих христиан (см. его «Поминовение усопших», ч. 2) [159].
«И даждь нам, — возглашает священник, — единеми усты и единем сердцем славити и воспевати пречестное и великолепое имя Твое, Отца и Сына и Святаго Духа…» Этим молением о единстве в вере и любви и заканчивается так называемый евхаристический канон — духовный центр литургии («Анафора»). «Таинство жертвы Господней, — пишет св. Киприан, — указывает на христианское единодушие, скрепленное твердою и неразделимою любовию. Ибо когда Господь называет Телом Своим хлеб, составленный из соединения многих зерен, то тем указывает, что народ наш, которого Он принял образ, составляет одно целое; и когда Кровию Своею называет вино, выжатое из виноградных кистей и многих ягод и сдавленное в одно, то тем означает, что и стадо наше также составлено из смешения многих, скрепленных в одно» [160].
«Любовь… есть действие Духа», — говорит преп. Симеон Новый Богослов [161]. Поэтому–то любовь и есть сущность Церкви как Тела Христа, отдавшего Себя по любви за жизнь мира. В молитве по освящении Святых Даров литургии Василия Великого священник просит: «Нас же всех, от единаго Хлеба и Чаши причащающихся, соедини друг ко другу, во единаго Духа Святаго причастие…» Только через благодать Святого Духа мы достигаем этой любви друг ко другу. «Благодать Божия… вдыхает в нас любовь», — говорится в постановлении одного древнего собора [162]. Поэтому хорошо сказал В. Лосский, что благодать — это «дыхание Божие» [163], и, когда дыхание от нас удаляется, удаляется от нас жизнь. Чтобы понять, что в Церкви даже малейшая нелюбовь лишает благодати Таинства, приведу еще один рассказ «Патерика» о служении литургии: «Когда приносили клирики (возносили на литургии. — С. Ф.) Святые Дары в Ските, нисходил как бы орел на просфору Дух Святый, и никто его не видал, кроме клириков. В один день попросил чего–то один из братии у диакона, и говорит тот ему: «Недосуг теперь». Когда же пошли они на приношение Даров, не сошло подобие орла по обычаю. И сказал пресвитер диакону: «Что это значит, что не сошел орел по обычаю?» И сказал пресвитер диакону: «Поистине или во мне есть прегрешение, или в тебе; отступи от меня немного, и, если сойдет, очевидно будет, что из–за тебя не сходил. А если нет, то ясно будет, что из–за меня не сошел». И, когда отступил диакон, тотчас сошел орел. И когда окончилась служба, сказал пресвитер диакону: «Скажи мне, что ты сделал?» Он же, объясняя ему, говорил: «Я не сознаю себя согрешившим, кроме разве того, что приходил ко мне брат и просил у меня чего–то, и я отвечал: «Мне недосуг». И говорит ему пресвитер: «Поистине ради тебя не сходил орел, потому что ты огорчил брата». И, пошедши, диакон покаялся перед братом» [164].
«Да соединившеся союзом любви, возможем с дерзновением насладиться предлежащей Трапезой» (св. Герман Патриарх) [165]. Благодатная любовь — содержание святости и дверь к Божественным Тайнам. Об этой единственной двери с особой настойчивостью предупреждают святые. «…Великая, страшная, ужасная Жертва (повелевает. — С. Ф
