О хивинцах и отношениях их и других областей Средней Азии к кайсакам
До 1824-го года хивинцы грабили и обирали кайсаков ежегодно, но положенного сбора с них не было. После неудачного опыта нашего, посылки вооруженного каравана [61], хивинцы сделались смелее и стали высылать отряды далее, до самой Сырдарьи, и грабить еще более и наглее. Тогда чумекейцы послали послов и обещались доставлять сами в Хиву закят с тем, чтобы хивинцы уже их не грабили; дело состоялось, и этот порядок длился до 1832 года. Тогда чумекейцы (Утятлеу-бий, отделения Кульбы, и Азнабай, отделения Джильдер) поехали в Хиву, в надежде выслужиться у хана и, поссорившись с однородцами, которые неуравнительно вносили закят, — предложили хану, чтобы он снова посылал сам сборщиков, закятчиев своих, как водилось прежде. Хан только этого и ждал; с того времени хивинцы ездят по Сырдарье, до самого Ак-Мечета Ташкентского [62], где отделяется Куван от Сыра, и грабят беспощадно чумекейцев наших, которые зимуют здесь и прикочевывают на лето к Оренбургской линии между Орска и Верхнеуральска. До этого все ташкентцы, а частию и бухарцы, сбирали с чумекейцев закят тогда только, когда эти слишком близко подходили к пределам их; иначе они оставались свободными. Ныне же насилие это вошло в употребление, и наши так называемые подданные, будучи с нашей стороны освобождены от всякой подати и в то же время подвергаясь, по беззащитности своей, всем произвольным притеснениям и поборам хивинцев, поневоле повинуются им более чем нам и считают себя более или менее подведомственными хивинскому хану.
Закят, или подать, когда кайсаки посылали его сами, собирался только с баранов из 40 — один; ныне же кладут в оценку весь скот, кроме лошадей, и берут баранами, кошмами, лошадьми и вещами, в чем хозяин отказать не волен; берут, что хотят. Кроме этой сороковины хивинцы берут еще кура-баши, т. е. по одному барану с загона, с овчарни, со стада. Ныне собрали хивинцы с одних чумекейцев до 3 тыс. кошм, из которых каждая стоит не менее 4-х целковых, да баранов до 28 тыс. голов; так что на деньги выходит всего более 300 тыс. руб.; и весь отряд сборщиков, до 400 человек, продовольствуется и одевается сверх того всю зиму за счет кайсаков и возвращается с награбленным имуществом. Закятчи эти выезжают в степь и зимою в одном изодранном халатишке и обирают первого встречного киргиза: сдирают с него тулуп, халат и говорят ему, что это за счет закята. Воины Ходжи-Нияза состояли большею частью из каракалпаков; были однако же и туркмены. Чиновники отряда были все родственники Ходжи-Нияза. Кайсаки называют хивинцев презрительно сарт, а в лицо — оралды или ургянджи. По Кувану чумекейцы наши сеют много хлеба; богатые кочуют, оставляя байгушей обедневших на месте, дав им корову, несколько дойных овец, и байгуши пашут, сеют семена хозяев, а урожай делится пополам. Хлеб ссыпают в ура, ямы, по 2–3 мешка, т. е. 8—12 пудов; хивинцы из хлеба этого берут подать, а именно с десяти ям одну. Главное хлебопашество на Нур-Ходже и Миг-Ботмане [63] — на том месте, где Куван разбивается на множество рукавов, которые снова соединяются, и где множество озер. Если кто из кайсаков скроет скот или хлеб, то с ним обходятся крайне жестоко; с него берут что хотят, все, и нередко еще убивают. И Ходжа-Нияз-бий казнил ныне несколько человек; между прочим у него угнано было несколько лошадей; воров поймали и обоих тотчас же повесили, по неимению шестов и вообще леса, на камышовых козлах. С Ниязом был и казы, духовный судья. Он и муллы толковали кайсакам непрестанно, что каждый кусок баранины будет харам, нечист и поведет их прямо в ад, если они не уплатят положенного закята правоверным, или если осквернят стада свои, уплачивая из оных подать христианам-русским.
У чумекейцев, которые в баранте
