Среди приключений казачьего офицера в Бухаре стоит выделить одно, не нашедшее отражения в отчете, но наложившее отпечаток на всю дальнейшую судьбу Виткевича. Он встретился там с Хуссейном Али — послом эмира Афганистана Дост Мухаммед-хана и помог ему добраться до Оренбурга. «Вместе с возвратившимся в последних. числах, апреля (1836 г. — Авт.) прапорщиком Виткевичем, посланным мною собственно в степь и навестившим по особым обстоятельствам и Бухару, прибыл посланный от Кабульского владельца в Россию афганец Гуссейн-Али», — информировал министра иностранных дел К. В. Нессельроде 5 мая 1836 г. В, А. Перовский.
Затем — уже зарекомендовавший себя полезным посещением Бухарского ханства и произведенный в поручики — И. В. Виткевич сопровождал Хуссейна Али в Петербург. Там он получил задание следовать с афганским представителем на его родину для установления политических контактов между нею и Россией. В пути Хуссейн Али заболел. Виткевич самостоятельно добрался до Кабула и успешно выполнил ответственное и сложное поручение. Его переговоры с эмиром Дост Мухаммед-ханом были плодотворны и открывали широкие возможности для русско-афганского сближения.
Однако намечавшиеся в этом плане перспективы вызвали бурную отрицательную реакцию Великобритании. В результате резкого дипломатического нажима с ее стороны И. В. Виткевич был отозван. Царское правительство отказалось от плана вступить в союз с Кабулом. В ночь на 9 мая 1839 г., после своего возвращения в Петербург из длительной и крайне изнурительной поездки в Иран и Афганистан, Виткевич был найден мертвым в столичных меблиованных комнатах «Париж». Привезенных им из долгих странствий различных документов не оказалось. Официальная версия случившегося — самоубийство. Она вполне правдоподобна, хотя, отдельные детали происшедшего вызывают некоторые сомнения.
Преждевременная гибель этого безусловно талантливого человека вызвала немалую печаль его коллег и знакомых, в том числе В. И. Даля и сослуживца Виткевича по Оренбургу Н. В. Ханыкова, ставшего видным востоковедом почетным или действительным членом многих научных обществ и учреждений. Тридцать лет спустя, переехав на жительство в Париж, Н. В. Ханыков запрашивал В. И. Даля: «…не напечатали ли вы где-нибудь Вашей записки о Бухаре со слов Виткевича и его к Вам писем из-под Херата (Герата. — Авт.) и из Кандагара? В 1858 году я совершил почти то же путешествие и от афганской границы до вступления в большую Керманскую пустыню даже совершенно шел по его следам, которые там еще довольно живо сохранились. Жаль будет, если из всего виденного им останется только сухой маршрут, напечатанный И. Ф. Бларамбертом на стр. 335–346 его статистического обозрения Персии, изданного в 1853 году…
Если Вы еще не напечатали Вашей записки, то, пожалуйста, напечатайте и, если можно, доставьте отдельный оттиск Вашему покорнейшему слуге».
К сожалению, понадобилось еще свыше 110 лет, чтобы интересные и ценные материалы П. И. Демезона и И. В. Виткевича о прошлом народов советской Средней Азии увидели свет.
Отмечая их содержательность, в равной степени как и сложность условий, при которых представители В. А. Перовского собирали сведения о положении в Бухарском ханстве, нельзя не сделать существенную оговорку. И Демезон, выдававший себя за татарского муллу, и Виткевич, разгуливавший по Бухаре в казачьем мундире, фактически крайне мало соприкасались с трудовым народом этой страны — с ремесленниками и дехканами. Они общались преимущественно с ограниченным кругом людей из феодальной знати. Среди них — и это было достаточно характерно не только для среднеазиатских ханств — царил дух интриг, завистничества, придворной лжи и лести, вероломства, стяжательства и т. п. Другая категория «знакомых» Демезона и Виткевича — купцы, проникнутые духом наживы, — также не давали оснований для благоприятных заключений об их характере, умонастроениях и др.
К сожалению, оба агента оренбургского военного губернатора на основании собранных ими явно недостаточных данных делали попытки составить обобщающие характеристики
