Записки о Бухарском ханстве - страница 22

Школы (мактаб) гораздо более многочисленны. Они существуют при каждой мечети. В них дети учатся читать, писать и нараспев произносить первую главу корана и три-четыре последние, наиболее часто повторяющиеся во время молитвы, потому что они гораздо менее длинные, чем другие. Школы эти производят поначалу странное впечатление — они находятся на приподнятой на несколько футов над уровнем всей улицы площадке. Войдя же внутрь, понимаешь, зачем это сделано. Все дети помещаются как бы в небольшой яме полтора фута глубиной. В ней они могут лишь с трудом повернуться. С помощью этого «хитроумного изобретения», по словам учителей, они находят способ использовать пол вместо стола и в то же время заставлять детей сидеть спокойно на своих местах. Если бы эти школы располагались на площадках менее приподнятых, то углубление было бы всегда сырым и даже в некоторых кварталах могло быть затоплено в межсезонье. Легко себе представить положение бедных маленьких существ, опущенных до самого подбородка под землю, в которых тычет своей ука мулла-учитель, воспевающих из глубины своей ямы тот. голосами величие господа и пророка.

Очень интересным было для меня знакомство с одним из первых сановников Бухары — шейх-уль-исламом (главой духовенства) — ишаном Султан-ханом Ходжой. Этот старец, выходец из Самарканда, по прямой линии происходил от святого Ахрар Аулия, почитаемого во всем Туркестане. Проведя несколько лет на службе у коканского хана, он вернулся в Самарканд, откуда покойный Мир Хайдар пригласил его в Бухару и предложил место шейх-уль-ислама, от которого он не мог отказаться. Его происхождение, светлый ум, звание — обеспечивали ему возможность быть принятым при дворе. Он не хотел мешать кушбеги, и тот всегда проявлял к нему самое большое уважение. Но они взаимно опасались и остерегались друг друга. Ишан Султан-хан не принимал никакого участия в политических делах и не хотел в них вмешиваться, как это делали, говорят, его предшественники, потерявшие в результате интриг кушбеги свое место. Его характер, гордый и независимый, был хорошо известен хану. Ишан Султан-хан часто с иронией указывал ему на ту большую лесть, какой хан окружен. Я расскажу только об одном случае. Однажды после молитвы, происходившей в мечети дворца, на которой присутствовал шейх-уль-ислам, хан оставался на коленях дольше, чем обычно. Все присутствующие решили поступить точно так же и тоже оставались на коленях. Лишь шейх-уль-ислам поднялся, вышел из мечети во двор и там ожидал хана. Тот не замедлил спросить у него, почему же он сразу вышел после молитвы. «Потому что молитва уже закончилась, — отвечал старец, — разве вы хотели, чтобы я поступил так же, как все те, кто остался в мечети, чтобы находиться не перед глазами господа, а перед глазами вашего величества?» И хан не упрекнул его. Кажется он доволен выбором, сделанным его отцом.

Султан-хан страстно любил поэзию, и сам сочинял с успехом. Его яркий ум и великолепные стихи создали ему имя в ученом мире Туркестана. В его обществе я провел несколько приятных часов. Мы говорили о географии (о которой, правда, этот ученый не имел почти никакого представления), литературе, поэзии и о многом другом. Я прочитал ему отрывки из стихов нескольких арабских поэтов, которых он не знал. Память хорошо помогла мне два или три раза, когда на отдельные его вопросы я мог ответить стихами наиболее ценимых им персидских поэтов. В свою очередь, он прочитал мне некоторые свои стихи.

Его интересовали вопросы, связанные с Персией, арабскими странами, Турцией и, конечно же, Европой. Расспрашивал он также об искусстве, науке, какой он занимался. Когда мы познакомились ближе, он рассказывал мне о медицине, химии (kimia, слово, означающее у них почти исключительно искусство приготовления золота), о проводимых им многочисленных опытах для изготовления эликсира молодости. Он непременно хотел получить золото и тратил на опыты все силы. Однажды он попросил меня сказать ему откровенно, что на этот счет думают ученые Ферингистана