Я не поехал с ней. Как один из самых молодых и хорошо зарекомендовавших себя политработников я был переведен для дальнейшего прохождения службы в распоряжение политуправления Московского военного округа.
Так начался новый этап моей жизни. По прибытии в Москву я был назначен помощником начальника политотдела по комсомольской работе в Кра-синском артиллерийском училище. В 1940 году оказаться в Москве, после Сибири или Карельского фронта, было весьма приятно. Несмотря на огромную занятость, я находил время для развлечений, заводил в Москве новые знакомства. Для курсантов училища я организовывал походы в кино и театры. Тем не менее большую часть времени занимала организация агитационно-пропагандистской работы среди курсантов: лекции, политинформации, беседы, чтение газет и журналов и т. д. Дел было так много, что к вечеру я буквально валился с ног. Хотя «Краткую историю ВКП(б)» я знал почти наизусть, тем не менее продолжал учиться, учиться и учиться. Только так и не иначе можно было стать настоящим политработником в Красной Армии.
Все мои старания сделать лекции и политинформации интересными не приносили успеха. Курсанты часто дремали, а то и спали во время политзанятий. Поскольку я активно занимался комсомольской работой еще в школе, иногда мне удавалось организовать что-нибудь действительно интересное, но скоро мое рвение угасло. Нередко курсанты приходили ко мне с жалобами на неурядицы у них дома. Один сетовал на то, что его родителей обложили непомерными налогами, у родителей другого отобрали за недоимки единственную корову, третий с горечью поведал мне о том, что его старого отца посадили в тюрьму за невыход на работу и т. д.
С одной стороны, я сочувствовал курсантам и помогал всем, чем мог. В то же время мне приходилось писать донесения в политуправление округа о нездоровых настроениях среди курсантов и самому бороться с ними. Моя основная обязанность как комсомольского работника заключалась в повышении качества учебы и усилении партийно-политического воспитания. Хотя в глубине души я противился многим положениям военного устава и всевозможных инструкций, я продолжал строго следовать им и проводить в жизнь линию партии. Иного выбора у меня не было. Мне и в голову не приходило бросить службу в армии. Жизнь советского офицера была куда лучше, чем, скажем, инженера. И все это знали. А другой специальности у меня не было.
Во время службы в артиллерийском училище я стал членом Коммунистической партии. В то время моим единственным желанием было перейти с политической работы на строевую, но это было сопряжено с большими трудностями. Хотя у меня были все формальные на то основания, реализовать свою мечту и стать строевым командиром мне удалось значительно позже, только во время войны.
Известие о нападении немцев на Советский Союз в июне 1941 года потрясло меня, как и большинство военнослужащих Красной Армии. Мы попросту отказывались верить сообщениям о сокрушительном разгроме наших приграничных частей. Когда 3 июля Сталин начал свое обращение к советскому народу словами «Братья и сестры!», всем стало ясно, что произошло нечто очень серьезное. Сталин никогда прежде не прибегал к такому обращению.
Примерно в то же время я был переведен из артиллерийского училища в политуправление Московского военного округа и назначен инструктором по комсомольской работе. Одним из первых документов, с которым я ознакомился по долгу новой службы, был приказ об аресте и казни генерала Павлова, командующего Западным фронтом, его начальника штаба генерала Климовских, а также некоторых других военачальников, которые обвинялись в том, что не сумели остановить немецкое наступление на своем участке боевых действий.
Вскоре по Москве распространился слух о массовой сдаче в плен советских солдат и офицеров. Вскоре стало известно о взятых немцами в кольцо двух армиях в Белоруссии, об отступлении на Украине, о тяжелых боях под Смоленском и так далее. Московские госпитали наводнили раненые, которые с ужасом рассказывали о несокрушимой силе немцев, особенно об их воздушных налетах и массированных бомбардировках; пресечь их действия было невозможно, поскольку практически вся наша военная авиация в приграничных районах была уничтожена на аэродромах в первые же часы войны, а действия случайно уцелевших военных самолетов заблокированы немцами. Наземные войска остались без прикрытия и поддержки с воздуха.
