Гражданская война кончилась победой Красной Армии, а я младенцем остался без отца. Мать старалась как можно лучше воспитать меня. Я рос в чисто советском окружении. С самых первых школьных дней в глазах окружающих я был способным ребенком.
В школу я пошел в восьмилетием возрасте и в 1937 году окончил десятилетку во Владикавказе. Сразу же после окончания средней школы, в восемнадцатилетнем возрасте, я поступил во 2-е Киевское артиллерийское училище. Я хотел быть командиром Красной Армии. Еще в школе я вступил в комсомол. Я активно участвовал в комсомольских и разных общественных мероприятиях, выделяясь на общем фоне курсантов. Мне нравилась артиллерия. Еще в училище я сделал первый шаг в продвижении по службе, предложив ценное техническое усовершенствование, за что и был отмечен в приказе по училищу.
У меня было многообещающее будущее: я был одним из немногих в своей группе со средним образованием, и мне рисовались радужные перспективы. Артиллерия в России всегда была привилегированным родом войск. Еще со времен Петра Великого Россия гордилась прекрасными артиллеристами.
В 1939 году я окончил 2-е Киевское артиллерийское училище и был произведен в лейтенанты. Вскоре после окончания училища я стал кандидатом в члены партии. Как активного комсомольца и кандидата в члены партии, меня назначили политруком батареи.
Я отлично помню, как вскоре после моего знакомства с подразделением наш полк посетил командарм первого ранга (ныне маршал) Тимошенко[5]. В то время он командовал Украинским военным округом. Для нас, молодых офицеров, он, как и Буденный, был легендарным героем Гражданской войны. Ходили слухи, что белых офицеров он рубил шашкой наповал. Позже, перед войной, Тимошенко стал любимцем Сталина и короткое время занимал пост народного комиссара обороны. Помню, как он беседовал с командующим нашей армии — тогда им был Голиков (впоследствии маршал), и рядом с ним находился еще один человек, которого я никогда прежде не видел. Потом комиссар полка объяснил мне, что это был Н.С. Хрущев, член Военного совета округа. Форма сидела на нем как на корове седло.
Вскоре мне пришлось принять участие в польской кампании. В сентябре 1939 года мы пересекли старую польскую границу и, сломив слабое сопротивление поляков, вошли во Львов. Даже в те времена всех нас поразил высокий по сравнению с нашей страной уровень жизни в буржуазной Польше. Мы в буквальном смысле слова скупали все, что попадало под руку. Поскольку денег у нас было не много, расплачивались мы с поляками государственными облигациями, откровенно обманывая их. Поляки были удивлены и озадачены. «Почему вы скупаете все подряд? Неужели у вас ничего этого нет?» Мы отвечали: «Да нет, есть все, просто трудно туда добраться».
После польской кампании я был переведен в 91-ю пехотную дивизию Сибирского военного округа, которая формировалась в маленьком городке Ачинске. Я был назначен политруком батареи 321-го артиллерийского полка. Как только наш дивизион был полностью сформирован, нас послали в Финляндию, где Красная Армия пыталась прорваться сквозь линию Маннергейма. На Карельский фронт мы прибыли, насколько мне помнится, в январе 1940 года. Тут я в первый раз увидел жертвы войны. На каждом шагу мы натыкались на замерзших насмерть раненых солдат и офицеров. Многим раненым, которых удалось спасти, пришлось ампутировать отмерзшие пальцы на руках и ногах, а кое-кому и уши. Воевать против отлично обученных финнов было очень трудно. Мы несли тяжелые потери.
Дивизия оставалась в резерве, пока наши войска не начали штурм Выборга[6]. Именно там моя батарея и я получили огневое крещение. В первый же день боев наше подразделение потеряло больше половины личного состава. Были убиты все три командира полка. Лишь в марте нам удалось окончательно сломить сопротивление финнов. Они прекратили сопротивление, и тем самым был положен конец «короткой» войне. Многие из оставшихся в живых в нашей дивизии были награждены орденами и медалями. Я получил благодарность и именной портсигар. А дивизия была отправлена обратно в Ачинск на переформирование.
