Я ушел к себе в комнату, даже не поужинав. На другой день я получил известие о том, что княгине лучше и она чувствует себя так хорошо, как этого можно было ожидать при подобных обстоятельствах.
Я прогуливался по довольно большому саду с самим Домбровским. Он рассказал мне историю своей жизни. Родился он довольно богатым человеком и женился потом на известной красавице, от которой имел нескольких детей.
Он пользовался прекрасным положением в свете и находился в весьма близких отношениях с князем Радзивиллом, который и уговорил его поступить в члены польской конфедерации. Два молодых поляка, которые безумно любили его двух дочерей, считали, что лучшим доказательством их любви будет, если они последуют примеру их отца. Но все они были ранены, взяты в плен и отправлены в Сибирь, их дома были сожжены, все имения конфискованы в пользу правительства. Мадам Домбровская, которая родилась в имении княгини Чарторыжской Каменце и в детстве видела ее у графа Флемминга, бросилась к ее ногам и просила ее сделать для них, что можно. Княгиня, конечно, не заставила себя долго просить и горячо занялась судьбой этой несчастной семьи. Она добилась того, что всех троих простили и вернули из Сибири, выдала замуж молодых девушек за любивших их юношей и дала последним довольно хорошие места, а всей семье Домбровского подарила прекрасный клочок земли, где они и жили все вместе, благословляя княгиню.
Каждый день я получал сведения о княгине, и хозяева мои старались, чтобы я чувствовал себя у них как можно лучше. Таким образом я провел почти целый месяц в этом тихом уголке. Однажды, когда я уже беспокоился о том, что не получаю писем от княгини, она явилась вдруг лично под большим секретом. Нас оставили одних.
— Мой друг, — сказала она, — я должна многое рассказать вам. Я тогда нашла в себе достаточно мужества, чтобы рассказать все мужу; он сжалился над моим тогдашним состоянием и ни в чем не упрекнул меня. «Я готов оставить вам этого ребенка в полное ваше распоряжение, — сказал он, — но с тем, что вы дадите мне слово, что никогда больше не увидите его отца». Мои слезы были единственным ответом на эти слова. Разве я могла обещать не видеться больше с тобой? Ты знаешь моего мужа. Благодаря наговорам злых людей, он может быть вспыльчив, но на самом деле он добр и очень снисходителен. Он нисколько не ревнив, и в скором времени будет в состоянии встретиться с тобой без отвращения. Поезжай на время в Дрезден или в Берлин, так, чтобы не подумали, что ты приехал только специально в Варшаву; тогда, я надеюсь, мне можно будет снова открыто встретиться с тобой.
В то время, как происходил наш разговор, старшая дочь Домбровского как раз родила. Мы крестили ребенка с княгиней и назвали девочку Изабеллой-Армандой-Фортюнэ. Княгиня уехала затем в Варшаву, а я в Дрезден.
Весь город и курфюрст грустили настолько, насколько карфюрстина была весела. В скором времени она стала заметно отличать меня, но холодность, с которой я принимал знаки ее внимания, заслужили мне особое расположение со стороны курфюрста. Тогда курфюрстина решила высказать яснее. Однажды, во время приема при дворе, она взяла меня под руку и увела в амбразуру окна.
— Для француза вы удивительно мало галантны и непонятливы (и так как я молчал). Неужели же надо ставить вам вопросы для того, чтобы заставить вас говорить? Неужели при вашем дворе нет ни одной женщины, за которой бы вы ухаживали?
— Совершенно верно, ни одной.
— Почему так, позвольте вас спросить?
— Старухи меня не прельщают, а у молодых у всех уже есть любовники.
— У всех?! Вы, в таком случае, ничего не знаете; есть такие, у которых их нет, и которые не прочь бы сделаться предметом вашего поклонения, если бы оно было искренно. Отгадайте, про кого я говорю? — сказала она, глядя на меня весьма выразительно.
В это время подошел курфюрст и прервал разговор, который уже обратил на себя внимание окружающих. Я решил, что незачем доводить курфюрстину до повторения его и уехал из Дрездена.
Я получал очень аккуратно известия от княгини, но она не позволяла мне еще приезжать в Варшаву. Я занимался тем, что старался как можно ближе ознакомиться с военной и внутренней администрацией Пруссии, и послал несколько докладных записок маршалу де Мью и де Верженну, в отсутствии де Пари, посланнику короля в Берлине. Фрейлина королевы прусской де Гартфельд, которая только что перед тем была страстно влюблена в де Гвина и знала, что я женат на его племяннице, относилась ко мне очень хорошо. Между нами скоро завязалась тесная дружба; она рассказала мне откровенно о своей любви к де Гвину, и в конце концов влюбилась в меня. Письма княгини получались все так же аккуратно, но они становились заметно холоднее и в них говорилось о том, что еще надо отсрочить мой приезд в Варшаву.
