И со вздохом добавил:
– Спасибо, что вы пришли… Я был убежден: очередь Сертог скоро наступит. Простой математический расчет, с тех пор как один за другим были покорены восьмитысячники. С течением времени значение Сертог в тайной иерархии гор все возрастало… Когда итальянцам покорился Гашербрум IV, я подумал, что ею наконец-то заинтересуются, но мешали политические условия. Тогда я стал ждать, зная, что политические препятствия, раз уж речь идет о высочайшей непокоренной горе нашего мира, в каком-то смысле его высочайшей вершине, не могут не разрешиться… Но должен сказать вам, я скорее рассчитывал на японскую экспедицию университета Фукуяма, либо на американцев или какое-нибудь русско-американо-китайское «Восхождение дружбы». Не на вас, не на одиночку.
Мершан поднял голову и улыбнулся:
– Хотя в глубине души я предпочитаю иметь дело с таким человеком, как вы, а не с бюрократической машиной…
Уго ожидал встретить старого болтуна-маразматика, битком набитого воспоминаниями о прекрасном прошлом и вопиющего о своей невиновности. Но Мершан как тот ребенок из сказки Андерсена: лишь он один отказался восхищаться новым платьем короля Деллапорта. Уго почти утешился. Этому стоявшему сейчас перед ним человеку он может сознаться, что готов все оставить. Но сначала ему нужен трамплин: Сертог.
Старик закашлялся, а может, засмеялся.
– А что потом, станете жить на ренту, будете проживать капитал с марки «Сертог-Деллапорта» до конца дней своих?
– Нет. Говоря откровенно, пока не знаю, чем мне заняться. Очень надеюсь подняться на Сертог, я не могу от этого отказаться, но делаю это только для себя одного, вы понимаете?
– А, ясно. Вы хотите создать Национальный Парк Девственной Природы, пусть даже этот нетронутый уголок земли будет ограничен одной-единственной точкой! Станете бегать по семинарам – охрана окружающей среды, защита дикой природы и tutti quanti… Поднявшись на Сертог, вы начнете объяснять, почему нельзя подниматься на Сертог – вечная привилегия тех, кто забирается в такое место и хочет ограничить доступ к нему всем остальным…
– Нет, нет! Ничего подобного. Вы не поняли…
Уго с трудом искал слова, и не только потому, что пришлось говорить по-французски.
– Я всегда делал то, что от меня ждали… А вы – нет.
– Я жил в другую эпоху. В этом нет моей личной заслуги. Все дело – в уважении, которое я питал к своим товарищам. А вы, я уже говорил вам это: у вас есть имя, торговый знак «Уго Деллапорта», и оно довлеет над вами и не примет вашей самостоятельности. Вам не нужна известность, но вашему имени – безусловно. Имя живет только ею.
– Деллапорта – зарегистрированная торговая марка…
– А! Вот видите! Вы признаете!
– …марка, зарегистрированная с единственной целью, – чтобы никто другой не мог ее использовать. Вот и все. Мне действительно предлагали создать свою линию одежды. Мне ничего не надо было делать – просто подписать контракт, показаться в паре-тройке салонов, заглянуть в модные пабы, а потом спокойно складывать чеки. Я чуть было не согласился… Вот тогда-то я и принял меры предосторожности.
Мершан подозрительно пожевал губами. Конечно, эта доверительная искренность покорила старика. Он, кажется, не чувствовал в ней ни грана хитрости, но она могла здесь быть. Возможно, он поддается слишком рано?
– Ладно. Но тогда зачем вы ко мне пришли? В сущности, не так важно, что вы хотите сделать. Вас привлекает в Сертог как раз то великое неизведанное, что таит в себе эта гора. И именно это повышает значение, а может, и товарную стоимость вашего одиночного восхождения. И следовательно, я окажу вам услугу, не ответив ни на один вопрос…
– Да, правда. Но на самом деле я пришел вовсе не для того, чтобы задавать вам вопросы. Мне хотелось познакомиться с вами, вот и все. Вы вели себя так необычно…
Похоже, Мершан заколебался. Уго ждал, пока он не заговорит. На его родине, во времена его юности, всегда слушали стариков.
Мершан произнес задумчиво, словно отвечая каким-то собственным мыслям:
– Быть может, гораздо более необычно, чем вы думаете… (Потом спохватился.) Понимаете, я должен был поступить так – ради них. Тогда это был единственный способ оставить им Сертог. И для того, чтобы их не коснулись подлые оскорбления, которыми обменивались обе стороны. И для того, чтобы Сертог никогда не рвали на части во имя той или иной родины; и пусть они покоятся в мире. Это – единственное, что я мог для них сделать.
