Люди, сидевшие у входа, обернулись и с опаской глядели на поднимавшегося по ступеням Кхая.
— Здравствуйте, земляки! — громко сказал он.
Никто не встал. Ни один не нарушил молчания. Все только переглянулись, словно спрашивая, как им быть. И снова застыли.
Шаман даже не шелохнулся, он сидел посередине, скрестив ноги, суровый и строгий. Отсутствующий взгляд, в руке звенит колоколец. Он лишь искоса, совсем незаметно бросил взгляд на чужака и тотчас снова сощурил веки. И загремел колокольцем громче прежнего.
Кхай, не проронив больше ни слова, протиснулся за спинами сидевших на полу людей к больному ребенку. Он наклонился, глянул на циферблат своих часов и осмотрелся по сторонам. А потом весь сосредоточился на больном. Он уже не замечал застывших вокруг него в молчании людей. Снял с плеча ранец и, не торопясь, достал стетоскоп.
Множество глаз, только что следивших за шаманом, теперь были устремлены на Кхая и с любопытством, все более явственным, подмечали каждый его жест, каждое движение лица.
Старый шаман продолжал творить обряд. Но когда люди перестали обращать на него внимание, колоколец в его руке зазвучал прерывисто и неуверенно. Рука старика сбилась с привычного лада — ведь и он тоже исподтишка следил за фельдшером, хотя и старался скрыть это, пряча глаза под нависшими белыми бровями.
Кхай чувствовал на себе эти взгляды и старался держаться непринужденно. Пощупав пульс и выслушав больного, он опустил стетоскоп, повернулся и сказал громко, чтоб слышали все:
— Ну, товарищ Панг, ему гораздо лучше. Скоро мальчик будет совсем здоров!
Он достал котелок, пузырек с красным лекарством, блестящую коробку с иглами и шприцами и разложил все это на аккуратно расстеленном куске брезента. Потом вскипятил воду и тщательно осмотрел инструменты…
Кхай решил сперва сделать укол ребенку, а уж потом поговорить с народом. Пускай сперва увидят его в деле, тогда будет легче растолковать им, что такое медицина.
Вдруг шаман опустил на пол свой колоколец. Звон оборвался. Он встал и, ковыляя, приблизился к Кхаю:
— A-а… Кадровый работник! Знаю, как же… Отродье Зианг Шуа, одержимой бесом… Ну, коли «товарищ» явился сюда со своими бесовскими снадобьями, мои заклинанья ни к чему.
Давно не слыхал Тхао Кхай этих слов: «Зианг Шуа, одержимая бесом…»
— Бесы?.. Нечистая сила, говорите?.. Всю эту вашу дребедень давно пора выбросить в реку! — сказал он и рассмеялся.
Старый шаман отвернулся, подобрал колоколец, рассовал погремушки по карманам и, не торопясь, молча сошел по ступеням в дождь.
Ливень тотчас насквозь промочил головную повязку старика. Выцветшая драная одежда его распахнулась, обнажив тощие, лоснящиеся от влаги плечи. Старик обогнул скалу и вскоре скрылся из глаз за плотной пеленой дождя.
Люди зашумели, повставали со своих мест. Если шаман прерывал заклятье — быть беде. Дети, увидев, как матери тревожно озираются по сторонам, попрятались за их юбки и заревели.
— Ребята, полно вам, замолчите, — спокойно сказал Кхай. — Присядьте-ка лучше… И вы, соседки, усаживайтесь поудобнее. Мы ведь одна семья — мео и са. Правительство прислало меня к вам рассказать про науку о здоровье и вылечить больных.
Молодки и старухи, успокоенные, снова уселись на пол. Иные принялись горстями класть на уголья земляные орехи и печь в очаге бататы для ребятишек. С того дня как по деревне разнесся слух про бунт, якобы вспыхнувший в Финша, многие попрятались в лесных шалашах и до сей поры не вернулись. Одни женщины да старики воротились разведать, что да как.
Когда шаман ушел в проливной дождь, старики вначале испугались. Но, видя, как Кхай смеется и болтает с ними как ни в чем не бывало, а главное, узнав, что он сам из здешних краев и прежде был в партизанском крае, все утихомирились; никто и не помышлял больше бежать следом за старым шаманом.
— Вот младшенький мой получил лекарство от Правительства и исцелился, — похвастал Панг.
Малыш и вправду успокоился и повеселел. Он уже улыбался. Каждой матери известно: это верный признак выздоровления, и лица у всех прояснились.
Кхай решил приглядеться к людям: как отнеслись они к его лечению? И увидел, что глаза их ожили и засветились.
