* * *
Но Нгиа ошибся.
На самом деле все обстояло совсем не так. Старик вовсе не был уроженцем Финша, не болел он проказой и не слыл одержимым бесом. Просто жил, как все старики бедняки из племени са. Дожив в одиночестве до преклонных лет, они оседают обычно там, куда занесут их нужда и скитания, и никому до них нет дела.
Бог знает, когда поселился здесь этот старик. Вот уж который год, если в Наданге хворал кто-нибудь, его призывали в деревню сотворить заклинание. Конечно, и деревенским старцам ведомы были заклятья, но соседи предпочитали звать человека со стороны.
Людям казалось, будто испокон веку живет он в здешних краях. Да и сам старик мало что помнил. Припоминал лишь: с той поры, как подрос и выучился ловить рыбу, плести шалаши, что ставят на лодках, да мастерить помосты на сваях, прошел он — от верховьев до устьев — три реки, покуда на склоне лет не забрел сюда, к берегам Намма.
Так миновала жизнь — в поисках пропитания прошел человек по трем рекам, но осталось у него все та же горькая доля, та же печальная песня. Пел старик хорошо, его голос так и брал за душу. Когда выходил он на рыбную ловлю и, бредя по воде, затягивал «Жалобу услужающего в чужом дому», люди старались уйти подальше, чтоб не слыхать его голоса, но у них не хватало сил уйти; хотелось плакать, хотелось заставить старика умолкнуть, но они сами просили его: «Пойте… Спойте еще про тяжкую нашу жизнь».
В Тэйбак пришла Революция, и деревушки са по берегам ручьев и рек поднялись все как одна. Тэй, понаставившие здесь свои укрепления, дивились храбрости са. И как бы ни свирепствовали они, одинокий старик продолжал работать на Революцию — перевозить бойцов через реку.
Однажды тэй схватили его и увели в крепость.
Офицер стал кричать на старика, а потом толмач перевел его слова:
— Эй ты, пожиратель оленьего мяса, нарушивший закон са! Начальник велит тебе спеть песню!
И тогда старик затянул жалобу — горькую и гневную:
Хозяин из гладкого теса заставил
сложить ему дом;
Щенка потрошит и с банановым цветом
в похлебку для слуг кладет;
Палочками раз загребешь и другой —
мяса не сыщешь,
Очистки одни да шелуха имбиря.
Брюхо набьешь пустыми клубнями мон
[38],
В глотке першит и надсадно ноет живот.
Тяжек и жалок жребий слуги
у богатея в Мыонгмуои.
Скрыться бы в Мыонгхоа
боюсь: далеко от родни;
В Мыонгкуай
[39] убежал бы —
Отстану от старших в семье.
Пусть же поднимутся воды
превыше высокого дерева ком
[40],
Выше вершины высокого дерева зиаузиа
[41].
Сгинут пускай до единого
люди из племени са и из племени тхай.
И пусть издохнет у коновязи оседланный конь
И околеет начальник,
что льет себе в глотку вино
[42].
Когда офицеру перевели слова песни, он стукнул кулаком по столу:
— Ну уж нет! Не бывать этому! Старый ублюдок своими песнями подстрекает всякий сброд.
Но бить старика не стали и не заставили, как прочих пленных, таскать воду. Утром и вечером ему давали поесть, и он спал целыми днями.
Однажды ночью явился солдат, разбудил старика, завязал ему глаза, взял за руку и повел куда-то.
Шли они долго, потом с глаз его сняли повязку. Старик увидел, что стоит у высокого крыльца, освещенного яркими лампами, а в доме на помосте восседает человек — лицо подмалевано белилами, на голове шапка, одеянье расшито драконами[43]. По обе руки от него стоят двое — лица зачернены, одеты вельможами, в руках мечи.
Государь — это он восседал на помосте — обратился к старику на наречии са:
— Небо сжалилось над племенем са и поставило Нас властвовать над здешним людом. Когда-то са и мео имели в каждом роду старейшин, был и у них свой король и свои письмена. Но они из-за злобы и жестокости киней[44] лишились своего государя и утратили письмена. Ныне же небо прислало к Нам начальников тэй, чтоб сообща искоренить подлые племена кинь и тхай и чтобы са вместе с мео вновь обрели короля, обрели свои письмена. Письмена народа са уже здесь, вон на той горе. Остается лишь вырезать партработников-киней — их ведь не так уж и много, — и письмена спустятся к нам с горы. А ежели кини снова явятся сюда и потребуют лодки для перевоза, сговоритесь меж собой и убивайте их прямо на месте. Когда повстречаешь братьев по крови, передай и им Нашу волю.
