Тут уж и мыши, тащившие Паланкин, затрепетали. Нет, нести Триумфатора и дальше у них не хватало ни духу, ни сил, они бросили Паланкин и побежали, стуча зубами от страха.
Паланкин тяжко грохнулся оземь и опрокинулся набок. А сам Нят-Лауреат вылетел из него и с размаху шлепнулся в грязь.
В мгновение ока от торжественного шествия не осталось и следа.
Тут-то и появился Его Высочество Драный Кот, медленно и величаво приближавшийся с запада. Он шествовал не спеша, оглашая округу своим Фамильным Боевым Кличем. (Впрочем, вполне вероятно, что Его Высочество просто-напросто пел свою любимую песню. Подите-ка поймите у Кота, когда он испускает Боевой Клич, а когда просто мурлыкает куплеты. Это так же трудно, как отличить спокойную его речь от сквернословья.)
Но справедливости ради я должен признать: у Драного Кота в тот день вовсе не было дурных намерений. Напротив, он находился в отличном расположении духа. Изрядно выпив и захмелев, он растрогался вдруг красотою весеннего утра и, мурлыкая под нос какую-то легкомысленную мелодию, отправился полюбоваться на Триумфальное Шествие. Он надеялся, что это зрелище его позабавит.
Только и всего! Но кто же мог знать обо всем заранее? А мыши всегда помнят одно: Его Высочество ежемгновенно жаждет мышиной крови и мышиного мяса. Да и характер у важных господ непостижим и изменчив — пока разберешься, хорошее у них настроение или дурное — того и гляди… Лучше уж вовсе не попадаться им на глаза…
Когда Драный Кот приблизился к большой дороге, там не осталось и мышиной тени. Только валялись кругом Знамена, Барабаны и Зонты с Веерами, а посреди дороги громоздился перевернутый Паланкин. Его Высочество в изумлении пробормотал:
— Чудеса! И чего это они разбежались и побросали свое добро?
Но, скажем прямо, случившееся нисколько не омрачило радужного настроения Его Высочества. И он опять замурлыкал. Откуда ему было знать, что каждая его рулада, словно невидимый бич, подстегивала удиравших мышей и они припускали быстрее прежнего, лишь бы уйти подальше?
Драный Кот еще раз огляделся по сторонам и степенно зашагал прочь. Он направился прямиком к ближайшему Пруду. Его Высочество решил, что не менее приятно провести время за ловлей мальков и головастиков: пусть вражье семя сызмальства трепещет и привыкает к тому, что оно — Съестное.
Ну а нам пора вернуться к незавершенному Триумфу. Как бы то ни было, а жизнь продолжается. И вот что было дальше:
Когда солнце уже клонилось к закату, самые храбрые мыши — их было, увы, совсем немного — отважились высунуть носы из своих норок. Озираясь, прислушиваясь и принюхиваясь, они поползли к дороге, держа друг друга для храбрости за хвосты.
На дороге не было ни души…
Тогда и прочие мыши тоже повылезали из норок. Судили они, рядили и так и этак и решили, несмотря ни на что, возобновить Триумфальное Шествие. Я думаю, их решение можно только одобрить. В самом деле, стоит ли долго унывать, пусть и по очень грустному поводу?! Ведь мыши, хоть они и серые, тоже нуждаются в развлечениях…
«Порядок, — постановили они, — и церемониал остаются без изменений»
Все заняли прежние места и приступили к своим обязанностям. Впереди — Рупор-ракушка, за ним Знамена, потом Биены, Главный Барабан. Просто Большой Барабан и, конечно же, Паланкин…
Но как только полтора десятка носильщиков приподняли Паланкин, все увидели под ним… Нята-Лауреата! Лицо его было мрачнее тучи. О ужас! Где взять подобающие слова?! Он пролежал здесь все это страшное время. В довершенье несчастья, когда Паланкин опрокинулся набок, дверцы его прищемили Лауреатский Хвост. Боль была невыносима, но Нят не посмел и пикнуть. Ведь если бы он издал тогда хоть единый звук, он неминуемо угодил бы прямо в когти Драному Коту. Стиснув зубы, он стоически, как истинный философ, переносил телесные муки. И вот наконец-то он мог освободить свой Хвост…
Но что это?! О горе, я снова немею… Прекрасный длинный и гибкий Лауреатский Хвост был надломлен у самого основания. Рана нестерпимо болела и кровоточила. Нят не мог даже присесть. Стеная, улегся он на дно Паланкина, и носильщики со всех ног пустились к его Дому.
