Линвуд обнимал ее, пока она не выплакала все свои слезы, пока непогода внутри и снаружи не улеглась, оставив лишь успокаивающее биение его сердца. Она прижалась губами к его тонкой белой сорочке, пропитанной ее слезами, и поцеловала его прямо в сердце, затем стала покрывать поцелуями пульсирующую жилку на шее, показывая, как сильно его любит. Наконец добралась до его губ и слилась с ним в сладком поцелуе. Поглаживая его влажные волосы, вгляделась в черные задумчивые глаза.
— Я люблю тебя, Френсис, — сказала она, развязывая ему галстук и отбрасывая на пол.
Расстегнув воротничок рубашки, поцеловала ямочку у основания шеи. Ее руки соскользнули с широких плеч вниз, по отворотам сюртука, ощущая влажную от дождя шерстяную ткань и тепло его тела.
— Ты же простудишься.
Она стянула с него сюртук. За ним последовали жилет и рубашка.
Прижав пальцы к груди Линвуда, Венеция ощутила громкое, размеренное биение его сердца. Запечатлев поцелуй на гладкой коже, она заскользила руками вниз к мускулистому животу.
Услышала, как он вздохнул, содрогнулся всем телом, когда она стала расстегивать пуговицы на бриджах и ласкать напрягшийся член через тонкую ткань панталон.
Схватив за талию, Линвуд крепко прижал ее к себе и принялся целовать, одновременно расстегивая платье. Наконец они полностью обнажились друг перед другом в свете свечей.
— Я согласился бы еще сотню раз пройти через тьму, боль и страдания, потому что они привели меня к тебе. Я люблю тебя, Венеция. Всецело и безоговорочно. Это правда.
Заключив ее в объятия, он занялся с ней любовью.
К утру непогода улеглась, небо прояснилось и снова стало голубым, выглянуло солнце. Линвуд чувствовал, что с его плеч сняли тяжкое бремя, хотя он все еще тревожился, как бы расследование властей не раскрыло вину Найта. Что бы ни случилось в прошлом и что бы ни готовило будущее, он мог все снести, зная, что Венеция любит его. Теперь он понял, что испытывает Найт к Мэриэнн. Он удивлялся лишь, как это его зять не прикончил Ротерхема еще раньше. Если бы кто-то причинил зло Венеции, Линвуд поквитался бы с мерзавцем, не колеблясь ни секунды.
От холодного солнечного света ее бледная кожа заблестела, щеки слегка порозовели. Она была его сердцем, жизнью. Подняв глаза от чашки кофе, она заметила, что он наблюдает за ней, и улыбнулась. Эта улыбка перекликалась с радостью, клокотавшей в его сердце. Протянув руку через стол, она переплела свои белые пальцы с его смуглыми. На ее тонком безымянном пальчике красовалось массивное обручальное кольцо.
Они остановились у книжного шкафа. Солнечный свет озарял страницы дневника Ротерхема, до сих пор лежащего на письменном столе.
— Подумать только, он все это время находился здесь, а я и не заметила, что у тебя две одинаковые книги. — Печально улыбаясь, она закрыла дневник. — Прямо на виду, как я и предполагала.
Линвуду потребовалась секунда, чтобы осознать смысл сказанного, его сердце забилось быстрее.
— Но ты ведь пришла в мой кабинет в поисках пистолета, а не дневника.
— И того и другого вообще-то.
— Так ты знала, что дневник пропал?! — не в силах замаскировать удивление, воскликнул Линвуд, пристально глядя на жену.
— Мне не было известно, что это именно дневник, но я знала, что книга у тебя. — Улыбнувшись, она озадаченно посмотрела на него.
— Откуда, Венеция?
Он изо всех сил старался задать этот вопрос обычным тоном, но от нехорошего предчувствия тело напряглось, точно струна.
— Роберт сказал. Его свидетель видел, как ты уносил книгу.
— Клэндон! — Это имя сорвалось с его языка, как проклятие. От осознания того, что на самом деле произошло, у Линвуда закружилась голова. — Каким же я был треклятым идиотом! — пробормотал он, прижимая руку ко лбу.
— Что ты хочешь сказать?
— Ротерхема застрелил вовсе не Найт, а Клэндон.
Линвуд поморщился от собственного заблуждения.
— Роберт? Но это нелепо!
— Клэндон мог узнать о том, что дневник у меня, лишь одним способом — если находился в ту ночь в комнате.
— Но свидетель…
— На мне был плащ, в складках которого я надежно укрыл дневник, прежде чем выйти из кабинета.
— Возможно, брат просто заметил отсутствие какой-то книги на полке.
