— В этом вы заблуждаетесь. Так же как и во всем остальном, Роберт. Венеция рассказала мне абсолютно все.
Линвуд встал между ней и Робертом, заслонив ее от брата. Его голос был необычайно холоден, но Венеция была ему очень благодарна. Чувствовала, как в груди разливается тепло.
— В таком случае вы не можете не понимать, что это ее — как бы лучше выразиться? — ахиллесова пята. Она сделает все, чтобы не допустить огласки ее маленькой тайны, даже пойдет в полицию и сообщит о признании любовника, — презрительно фыркнул Клэндон.
Венеция почувствовала, как кровь отливает от лица, но продолжала стоять на том же месте и слушать.
— Плохо уже то, что ваша жена — актриса и незаконнорожденный ребенок, между прочим, человека, которого, как все считают, вы убили. А теперь подумайте, какой будет скандал, если откроется, что Ротерхем зачал ее в публичном доме. Вам с отцом принадлежат далеко не все газеты в городе, Линвуд.
Линвуд рванулся вперед так неожиданно, что Венеция ничего не успела предпринять. Только что он стоял рядом с ней, а в следующую секунду уже прижимал Роберта к стене, держа за горло.
— Не думаю, что вам захочется кому-то об этом рассказать, Клэндон.
— Я буду безмолвствовать, если, конечно, кое-что получу взамен, — сдавленно прокаркал Роберт. — Думаю, мы понимаем друг друга.
— Черта с два, — негромко ответил Линвуд.
Переведя глаза на Венецию, Роберт заговорил с ней:
— Подумай только, какой стыд, раскрытие грязного секрета. Секрета, который ты упорно скрывала все эти годы. Убеди мужа не разглашать моего участия в этом деле, и я тоже буду держать рот на замке.
— Вы будете держать рот на замке, Клэндон. Я лично за этим прослежу, — мрачно пообещал Линвуд. — Я не позволю вам навредить ей.
Заметив, что он сильнее сжал горло брата, Венеция вскричала:
— Френсис! Прошу тебя, остановись!
Линвуд посмотрел ей в глаза. В его взгляде она прочла не презрение, понимание. Помедлив еще мгновение, он все-таки отпустил Клэндона. Тот облегченно задышал, потирая шею, на которой уже начали проступать синяки.
— Линвуд на свободе, — произнёс он. — Нельзя дважды арестовать человека по одному и тому же подозрению. Не так уж многого я прошу, Венеция.
— Только того, чтобы он оставался негодяем в глазах общества. — Она в упор посмотрела на брата. — Сообщай в газеты, Роберт, будь ты проклят. Я лично стану свидетельствовать против тебя.
Роберт удивленно уставился на нее. Она позвонила в колокольчик, призывая лакея.
* * *
Два часа спустя Венеция находилась в гостиной. Поникшим голосом рассказывала мужу финальную часть своей истории, не осмеливаясь поднять на него глаза. Линвуд стоял у камина, в котором колыхались языки пламени.
— Моя мать была шлюхой в одном публичном доме, завсегдатаем которого являлся Ротерхем. Он взял ее в свой дом и назвал любовницей, но потом пресытился и отослал обратно. Она была бедна, одинока необразованна, да еще с внебрачным ребенком на руках. Ей просто больше некуда было пойти. Она скончалась за год до своего тридцатилетия, но выглядела при этом много старше своих лет.
— Вот почему ты покровительствуешь приюту для женщин, желающих прекратить заниматься проституцией, в Уайтчепеле. И почему до меня в твоей жизни не было ни одного мужчины, — наконец осенило Линвуда.
Она кивнула:
— Я поклялась, что не пойду по стопам матери. Я ненавидела Ротерхема за то, что он сотворил. Но, как ни велика моя любовь к маме, я ненавидела и ее тоже, потому что она позволила Ротерхему распоряжаться собой. Я считала ее слабой из-за того, что она любила его, несмотря ни на что, она всегда повторяла мне, что женщина не выбирает, в кого влюбиться. Я ей не верила. Тогда. — Венеция ненадолго замолчала. — До тех пор, пока не встретила тебя. — Она посмотрела ему в глаза. — Мне очень жаль. Френсис. Следовало рассказать тебе все давным-давно. До того, как мы поженились. До того, как стало слишком поздно. Но мне было стыдно.
Не сводя с нее взгляда, он взял ее за руку и заставил встать.
— Тебе нечего стыдиться, Венеция. Я люблю тебя, и это неизменно. — Он поправил выбившуюся из ее прически прядь волос. — Но я понимаю, как болезненна для тебя эта часть твоего прошлого. Не нужно нам было приходить к Роберту. Никто не должен узнать о твоей матери.
