* * *
Жизнь беженца стала тяжким испытанием для Клемантин и ее сестры. Шесть лет они скитались. Сначала они перебрались в Демократическую Республику Конго. Потом, когда там разгорелась война, бежали в Танзанию, а оттуда — в лагеря в Малави, Мозамбике, Южной Африке и, наконец, в Замбии. Куда бы они ни отправились, они везде встречали одно и то же — нищету, беззаконие, воровство, насилие и смерть. Наступит день, убеждала себя Клемантин, когда люди, на которых лежит вина за все это, будут призваны к ответу и такое больше никогда не повторится; наступит день, когда она отправится на поиски родных. Но чем больше проходило времени, тем меньше оставалось шансов, что эта мечта когда-нибудь станет реальностью.
Когда Клемантин делится воспоминаниями, она обильно приправляет свою речь метафорами и яркими образами. Например, Руанда в период резни — «шум и хаос». Лагеря — «места, где душа и тело лишаются свободы, где мозги выворачиваются наизнанку и превращаются в желудок. В голове только голод и тревога». Отчасти в этом секрет ее обаяния. Она живописует ужас. Но если вы проведете с ней чуть больше времени, перед вами предстанет другая картина — картина, в которой эти образы и представления, подобно любым другим механизмам защиты, помогают ей выживать и двигаться вперед.
Когда Клемантин была ребенком, няня рассказывала ей историю о маленькой девочке, которая потерялась. Но эта девочка была не такой, как все. Ее родителями были бог грома и земная женщина. Когда девочка улыбалась, с ее губ сыпались стеклянные бусины. Она потерялась, но продолжала улыбаться, несмотря на весь свой страх, зная, что мама сможет найти ее по сверкающим бусинкам. «Я представляла себя на месте потерявшейся девочки», — объясняет Клемантин. В лагерях беженцев она оставляла на стенах надписи со своим именем в надежде, что родители смогут найти ее по этим следам. Переезжая из страны в страну, она бродила по улицам, глядя на лица людей. «Может быть, я увижу кого-то похожего на меня и сразу пойму, что это мои родители».
В 2000 году Клемантин и ее сестра обратились в Международную организацию по миграции для получения статуса беженцев в США. Уже летом они садились на заполненный опрятными, хорошо одетыми пассажирами самолет, который должен был доставить их из Замбии в Цюрих. Из Цюриха они добрались до Вашингтона, где ими овладело чувство полной растерянности. Последним отрезком пути стал перелет в Чикаго. «Я испытывала смешанные чувства, — говорит она. — Я была рада, что выбралась из ужаса, но боялась, что никогда больше не увижу маму с папой. На пути из лагеря в лагерь я считала, сколько гор мы прошли, чтобы потом найти дорогу домой. В самолете я не могла оставить никаких знаков, чтобы дать родителям знать, куда я направляюсь. Они потерялись. Я потерялась».
У первой принимающей семьи, которая приютила Клемантин, холодильник был набит каким-то умопомрачительным количеством еды. «Я открывала холодильник и просто смотрела, — вспоминает она. — Казалось, я сплю и вся эта роскошь мне только снится. В нем был ящик с зелеными яблоками — я просто не могла оторвать от него глаз. Там, откуда я уехала, было огромное количество людей, у которых такой еды не было. На сколько месяцев нам бы хватило одного этого холодильника в Замбии?»
2001 год стал годом откровений. Сестра Клемантин Клэр встретила женщину из Руанды, которая приехала в Чикаго по делам. Случилось практически невозможное: у них обнаружились общие знакомые. У женщины в Руанде был друг, который по удивительному стечению обстоятельств оказался знаком с другом их тети — той тети, которая, как они думали, была убита. Женщина позвонила другу и узнала у него номер телефона их родственницы. Они решили позвонить в тот же вечер: Клемантин уселась в углу гостиной, а Клэр стала набирать номер. «Долгое время никто не отвечал, — говорит Клемантин. — Потом Клэр начала говорить в трубку и улыбнулась. Я поняла, что это была она, моя тетя. Она была жива. Она не поверила Клэр, когда та назвала свое имя. Она думала, что мы мертвы». Потом тетя сказала что-то такое, от чего лицо Клэр сделалось каменным.
