Молодой витязь отдавался думе и чувству, но ухо воина привычно слушало ночь. И еле слышный, странный шорох прервал мечты. То не был легкий бег ночной ящерицы, ни метание летучей мыши, чиркнувшей о что — то крылом. Шум шершаво влачился, словно мягкая ткань по камню или сухой земле. Вчера был дождь, значит — по камню. Значит, кто — то крадется во тьме вдоль стены, зачем—то прячась от глаз, стараясь двигаться неслышно.
Тудор мгновенно, как выучила ратная доля, натянул сапоги, взял саблю. Приоткрыл не скрипнувшую, слава богу, дверь. Несколько серых теней, чуть заметных на полотнищах стен, осторожнейше кралось к квадратной башне, в которой темнели крепко запертые на ночь ворота. Сотник выскользнул из каморы и пополз вместе с ними к браме, не привлекая внимания странных теней, стараясь сойти за одну из них.
Мазо ди Сенарега давно не спал; сеновал над конюшней, где парень устроился на ночлег, привлек внимание одного из ратников, которые, упившись, валялись, где кого одолел хмель. Ратник влез в душистое сено и вначале спокойно посапывал, пока в неведомом сне не увидел знамение, повелевшее ему перевернуться на спину. И тогда, чуть не поднимая над чердаком тесовую крышу, раздался громовитый, разбудивший юношу храп. Мазо, страдая тонким фряжским слухом, с неудовольствием двинулся к выходу, чтобы вернуться в свою комнату. И тут увидел серые тени, подползавшие к надвратной башне.
Не спал в тот час и работник Василь. Бердыш еще в детстве запомнил старую сказку про терем — теремок, и замок Леричи, каждый раз пополнявшийся новыми жильцами, давно казался ему таким вот веселым пристанищем. «Терем — теремок, — рассказывал он себе вновь эту сказку, — кто в тереме сидит? Это я, Пьетро Сенарега, генуэзский разбойник!.. Это я, торговый человек Амброджо, фряжский хитрюга!.. Это я, Васька Бердыш, ни ратник, ни писарь, ни работник... Это я, — прибавил он сегодня, — Руффино — ксендз, ни белец, ни чернец, на чужом поле божий жнец!»
Сказочника прервал шум, показавшийся подозрительным. Схватив саблю и лук — заряжать арбалет не было уже времени, Василь бесшумно, но быстро выскользнул из своей комнатенки.
Не спалось в замке еще одному — Конраду фон Вельхагену. Храбрый рыцарь, ворочаясь на жесткой монашеской койке, думал о Марии и Тудоре, о своей греховности, о далеком Ордене, по которому, как ни был тот к нему неблагодарен и суров, Конрад изрядно тосковал. Под спудом тревожила мысль: вина пролито в замке много, не пьяны ли дозорные? Рыцарь оделся, опоясался мечом, взял малый шелом. И тут, заслышав сабельный звон, опрометью бросился по лестнице вниз.
С того мгновения, когда мы оставили Тудора, до этой минуту успело случиться многое.
Двигаясь вместе с таинственными тенями, сотник понял: чужие люди ползут к браме, дабы отворить ее своим товарищам, ждущим снаружи. И двинулся быстрее, стараясь их обогнать. Поднимать в те минуты тревогу было бы безумием; поняв, что их обнаружили, чужаки бросились бы все к воротам и, наверное, успели бы их распахнуть. Приблизясь к передним, Тудор различил несколько слов, которыми те шепотом обменялись. Дело складывалось опасным образом, то были татары. И не Шайтановы, конечно: побратим не учинил бы такого, не известив Тудора самого.
Врата темнели уже совсем близко, а перед сотником было еще трое налетчиков. И Тудор, нашарив камешек, метнул его на середину двора. Враги замерли, прижимаясь к земле. А сотник двумя прыжками достиг брамы и, заняв проем, повернулся к налетчикам с саблей в руке. «Счастье мое, коль они без луков», — — мелькнуло в его голове.
Бывалые ордынцы поняли, что их обманули. Выставив клинки, татары набросились на сотника, норовя его изрубить. Но ворота замка, сами довольно узкие, стояли в глубине башенного проема, замыкая двухсаженную нишу. Более двух человек в такой тесноте уместиться не могло. Тудор пропорол уже меховой кожушок первого нападающего, упавшего ничком под его ноги, и отбивал натиск двух других, когда за спинами наседавших на сотника тоже послышался сабельный звон: па помощь к нему спешил юный Мазо. Фряжонок тоже успел уложить кого—то на землю; троих ворогов, пытавшихся преградить ему путь, Мазо с нежданной силою потеснил. Но забыл в пылу сечи о тыле, и тяжелый нож, брошенный кем — то сзади, не попав, к счастью, лезвием, оглушил храброго юношу, ударив рукоятью по голове.
