– Древний, загадочный обряд избрания, о котором никто ничего не знает? Но почему бы не приоткрыть завесу тайны?
– Все не так просто...
– Ты пережил некий обряд, с тобой что-то произошло. А потом тебя признали ванаксом. Что в этом такого сложного, о чем нельзя даже говорить?
– Разве дело в запретах? Это самая сердцевина веры акоранцев, а вера поддерживала нас на протяжении тысячелетий. Наверное, ты этого не понимаешь только потому, что родилась не в Акоре. Об этом я не подозревал, но...
Он озабоченно нахмурился и задумался. Брайанна не понимала, что происходит, а спросить ей помешали топот в холле и знакомые голоса. Вскоре уединение пары было нарушено.
– Ну и мороз! – воскликнула Кассандра. У нее раскраснелись щеки, она поспешно протянула руки к огню. – А на Бонд-стрит чудесно! Все лавки так нарядно украшены. Брайанна, напрасно ты не поехала за нами. Но нам стало жалко тебя будить...
Они с Джоанной переглянулись и дружно уставились на Атрея, который встал при виде дам и улыбнулся.
– Прошу меня простить, дамы, но мне предстоят официальные визиты, а надо еще успеть побриться.
Едва за ним закрылась дверь, Джоанна и Кассандра присели за стол напротив Брайанны.
– Тебе удалось спросить его про Холлистера? – притворно-беспечным тоном спросила Джоанна.
– Да...
– И что он тебе сказал? – перебила Кассандра. Брайанна перевела дыхание. Любопытство подруг она понимала, но не находила слов. Неужели она и вправду поговорила начистоту с Атреем... с самим ванаксом? Собственная дерзость ошеломила ее – как и его откровенность. Атрей не разозлился и не оскорбился, как полагалось бы поступить повелителю страны, – напротив, проявил уважение к ее чувствам, чего она никак не ожидала.
– Брайанна, что случилось? – ласково расспрашивала Джоанна. – Расскажи нам.
– Так вы поговорили или нет? – вторила Кассандра. – Что он сказал?
– Все не так просто, – пробормотала Брайанна и узнала слова, недавно услышанные из уст Атрея.
– Не могу высказать, как я обрадовался, когда узнал, что дочь Дельфины жива! – говорил граф Холлистер. – Мы с вашей матерью были близки, как брат и сестра. Я так и не примирился с потерей и все надеялся, что когда-нибудь она вернется.
Голос пел ей... звал ее... кричал, перекрывая грохот: «Держись, Бри! Держись!» Давно умолкнувший голос.
– Как жаль, что ее нет с нами, – тихо проговорила Брайанна.
Они сидели в гостиной лицом друг к другу за накрытым столом. К еде никто не притронулся. При виде маленьких сандвичей с лососиной, миндальных пирожных, булочек, джема и сливочного масла в виде розовых бутонов у Брайанны сжимался желудок. Она нервничала, хотя и втолковывала себе, что причин для беспокойства у нее нет. Холлистер – добрый, заботливый человек. Мало того, он так же волнуется, как и она.
Несмотря на все старания держаться непринужденно, он то и дело поглядывал на человека, стоящего поодаль, у окна, обращенного к саду. После церемонии знакомства Атрей не проронил и пары слов, но словно заполнял всю комнату своим молчаливым присутствием. В строгом черном костюме он замер у окна и наблюдал за обоими.
– А моего отца вы знали? – спросила Брайанна.
Ее подбросили высоко в воздух, послышался ее собственный заливистый и чуть испуганный смех. Сильные, заботливые руки... они исчезли.
– Увы, не имел чести. Но я убежден, что Дельфина выбрала себе в мужья в высшей степени достойного человека.
Нет, плакать она не станет, ни в коем случае. Брайанна давно решила, как будет вести себя, если встретится с человеком, который знал ее родителей. И все-таки ей было невыносимо тяжело.
– Интересно, привыкну ли я когда-нибудь к чаю? – произнес Атрей и вдруг сел рядом с Брайанной. Они переглянулись. – Не нальешь мне чашечку?
– Конечно, – отозвалась она, гордясь твердостью собственного голоса. Правда, руки слегка вздрагивали, но почти незаметно. Лишь одна капля чая запятнала девственную белизну кружевной скатерти. – Сандвич? – спросила она, подавая тарелку. Атрей с сомнением покачал головой:
– При всем уважении к кухарке я предпочитаю лосося, зажаренного на открытом огне, под хорошее вино.
