* * *
Мне рассказали о смерти одного малоизвестного дирижёра (фамилию назвали, но я не запомнил). Он дирижировал «Реквиемом» Берлиоза. В самом конце, когда хор и оркестр звучали с предельной силой, мощью и трагизмом, дирижёр поднял вверх руки, взмахнул палочкой и упал навзничь мёртвый. О такой смерти можно только мечтать.
* * *
Не дождь, а ливень, молодой, озорной, с тёплым порывистым ветром. Промок насквозь.
5.12.53
* * *
Был на выставке финского искусства. Ждал худшего.
* * *
Оркестр в фойе кинотеатра «Эрмитаж». Дирижёр сам по себе, музыканты сами по себе. Изредка музыканты из тех, кто в данный момент не играет, взглядывают на дирижёра: на месте ли? Контрабас выше совсем маленького музыканта, который на нём играет. Поиграв немного, маленький замолкает, аккуратно перелистывает нотную страницу на пюпитре и снова продолжает играть, но уже быстрее: навёрстывает упущенное. Кларнет — небритый молодой еврей с баками и неприлично томным взглядом. Один из двух виолончелистов, если на него надеть каску и во рту приделать клыки, будет копией «фашистского зверя в берлоге», каким его рисовал Бор. Ефимов в 1945 году.
* * *
«Нет мира под оливами» — худший из итальянских фильмов новой волны, который я видел.
* * *
«Credit» по-английски — честь, вера, влияние, уважение, кредит.
1954 год
Сборник детских сказок: «Тысяча и один рубль».
* * *
Лена была певица. Я ходил на её концерты три месяца, чуть не разорился совсем, выучил весь репертуар. Когда я слушал её, во мне боролись два чувства. С одной стороны, я был счастлив и восхищен тем, что она поёт для меня. С другой — испытывал чёрную ревность ко всем другим людям, потому что понимал, что она поёт и для них.
* * *
Ленинград. Зима 1942 года. Блокада. Большая тёмная комната. На старинном лепном потолке блестит иней. В углу — железная печурка. Около неё на корточках сидит человек. Перед ним — стопка книг. Книги он рвёт, и небольшие пачечки изорванных листов бросает в печурку. От корешков толстых книг, если их разломать, отлетает мелкая острая крошка клея. Крошку эту человек подбирает и ест. По стенам комнаты — шкафы с книгами, книг много, их хватит на несколько дней, если хватит человека. Непонятно почему он не умер до сих пор. Но он сошел с ума. Сидя у печурки и обнимая опухшими руками закутанные тряпьём колени, он тихо смеялся и повторял:
— Колбаса… Колбаса с луком копчёная… Колбаса литовская, итальянская, венская, франкфуртская колбаса… Колбаса ветчинная, малороссийская, польская кровяная, московская с перцем… С перцем! — и опять тихо смеялся.
На полу валялась книга с оторванным корешком: «Полный подарок молодым хозяйкам. Новейшая школа поварского и кондитерского искусства. 2527 описаний приготовлений разных кушаний. Москва, 1908 год».
* * *
Вы не поверите, но в древнем Египте покровителем женщин был бог Бес!
Тот — бог мудрости и письменности, Сохмет — богиня войны, Нофертум — бог растительного царства, Сет — бог злого начала. Небом владели две богини: Мут и Нут.
* * *
В кармане — два пятака, холодных-прехолодных… И так стало тоскливо, одиноко…
* * *
Надо разыскать, точно установить авторство и поставить обелиски людям, которые породили бессмертные строки:
«Шути любя, но не люби шутя».
«Жду ответа, как соловей лета».
«Судьба заставит нас расстаться, но не заставит разлюбить, мы можем долго не встречаться, но друг о друге не забыть».
«Пишите, милые подруги, пишите, милые друзья, пишите всё, что вы хотите, всё будет любо для меня».
* * *
«Любовь и молодость мы купим в магазине!»
(Подглядел наколку на руке)
* * *
Тогда блажен, кто крепко словом правит
И держит мысль на привязи свою,
Кто в сердце усыпляет или давит
Мгновенно прошипевшую змею.
А. С. Пушкин
* * *
Бабка Анна Павловна обрушилась на современную молодёжь:
— Вот откроют Кремль и живо его загадят… Пьяные напьются…
— В музеях-то нет пьяных, а Кремль будет, как музей, — возразил я.
— Нет?! Ещё сколько!
— А раньше?
— Что раньше? Раньше пьяные умные были…
* * *
Снег не падает, а летает то вверх, то вниз. По бульвару бегают радостные собаки, нюхают друг у друга под хвостом.
* * *
Если завидовать кому, так бродягам. Прекрасная профессия! Никто не знает жизнь так, как бродяги. А Данте, Горький, Сервантес никогда не стали бы великими, не будь они бродягами.
