Что же тогда практически представляет собою Церковь Христова в своем состоянии земного человеческого сообщества?
Очевидно, что она еще не есть Царство Небесное — торжествующая Церковь святых, хотя духовно сообщается с ней, имеет ее как бы своими духовными недрами. Очевидно также, что земная Церковь — это и не «мір сей», то есть Царство, которое уже не от міра сего. Земная Церковь не тождественна ни небесному, ни земному бытию. По удачному выражению А. Риу, Церковь не уравнивается ни с Богом, ни с тварью, но является ипостасным ядром присутствия Бога в міре и міра в Боге14.
В своем земном состоянии человек с величайшим трудом может сохранять чистоту, обретенную в Крещении. Собственно, этой чистоты души обычно человек и не сохраняет. Даже если он и не грешит в том смысле, что не совершает особо предосудительных поступков, то различные греховные состояния и движения души, могущие также и проявляться в словах и делах, бывают свойственны ему. Но грех, даже внутренний, сокровенный, вновь кладет между Богом и человеком непроходимую пропасть. Уничтожить ее, вернуть то, что потеряно, то есть чистоту души, обретенную в Крещении, человек своими силами не может. Требуется чрезвычайное, особенное Божие действие. И оно совершается в таинстве Покаяния, которое потому и называется в увещательной молитве «вторым Крещением». Такое восстановление человека во Христе, повторное и повторяемое «до седмижды семидесяти» раз очищение его от грехов стало возможным только благодаря подвигу Спасителя, единожды уже взявшего на Себя все грехи міра и распявшегося за них на Кресте.
Нетрудно видеть, что такая потребность в повторных очищениях связана с тем, что, хотя в Крещении и Покаянии отмываются человеческие грехи, предрасположенность к ним остается, как след, как та поврежденность или несовершенство, к преодолению которых должен стремиться человек путем личного духовного подвига. Практически оказывается, что крещеный человек живет в этой земной жизни отчасти уже по «новому Адаму» — Христу, но отчасти все еще — по «ветхому».
Для того, чтобы такой, в таком состоянии пребывающий человек мог стать сообразным Христу в Его Священстве для Церкви (для других), явно недостаточно простого человеческого обряда благословения в значении «поручения» исполнять пресвитерские обязанности; требуется чрезвычайный дар Святого Духа, Его особенная благодать, «врачующая» и «восполняющая» в предрасположенном ко греху человеке то, чего сам он уврачевать и восполнить принципиально не может. Требуется таинство Священства.
В этом еще одно обоснование необходимости Священства как таинства. Оно не последнее. В итоге мы постараемся суммировать все, что удастся увидеть в этой важной теме. А теперь зададимся вопросом: что же конкретно в Священстве Церкви относится непосредственно к «христологическому» ее аспекту, а что — к «пневматологическому»?
Мы видели, что есть некая пограничная область или зона соприкосновения, соединения этих аспектов в Священстве. Она состоит в тех дарах Святого Духа, получаемых в таинстве Священства, которые даются человеку как «залог», «задаток», «талант» и которые человек обязан приумножать или по крайней мере сохранять путем личных усилий, личного духовного подвига. Дары сии суть духовная любовь к пасомым, учительность, управление, разумение вещей духовных и т.п. Но если человек-священник этих усилий не употребляет, не подвизается в личном плане, как должно, и полученные дары в нем оскудевают, то означает ли это, что он теряет благодать священства и его священнодействия становятся недействительными? Нет, не означает! Даже В. Н. Лосский в приведенном выше отрывке из его «Мистического богословия Восточной Церкви», говоря о «христологическом» аспекте Церкви, констатирует «прежде всего» «объективность богослужебных действий духовенства». Мы тоже отмечали, по своим наблюдениям, что дольше всего в священнике сохраняется благодатная способность неосужденного тайнодействия. Тогда мы должны определенно отметить, что собственно христологическим, непосредственно-христологическим аспектом священства является именно дар богослужебного священнодействия в Церкви и связанная с этим благодатная защита человеческого естества священника от того огня Божества, с которым ему приходится соприкасаться при совершении таинств Божиих, недаром иногда называемых «страшными».
