Заметки пассажира. 24 вагона с комментариями и рисунками автора - страница 25
– Я вам введу маленькую клизмочку с ромашкой. Постарайтесь ее удержать.
И вот ты идешь в палату, сосредоточенный, с ромашкой в одном месте, как поручик Ржевский в бородатом анекдоте.
В общем, спустя неделю в теле образовалась необыкновенная легкость, а в мозгах – ясность. Жизнь без клизмы стала казаться неполной и пустой. Но во всем надо знать меру. Очищенные и подсаженные на овощи и раздельное питание, мы покидали санаторий, оставив в нем свои килограммы. Я – четыре, мои друзья – по восемь. По мне было заметно, по ним – не очень.
На поезд Петрозаводск – Москва билетов CВ не было, поэтому на троих пришлось взять два купе. Мы сразу выложили выданные нам с собой на каждого огурец, помидор, яблоко и банан. И, поедая все это, стали обсуждать нашу будущую жизнь с точки зрения здорового образа ее же. Толстяки клялись друг другу, что к Новому году будут весить по сто.
– Сто, Кабан, – это нормально. А между прочим, Кабан, в Бологое мне подвезут огромного копченого угря. Там угри сумасшедшие. Я уже договорился, Кабан.
– Да сейчас Свирь будет, там возьмем угря, Кабан.
Очищенные пассажиры килограммами скупали вредную канцерогенную рыбу.
– А откуда у вас здесь угрь? – спросил я. – Из Саргассова моря?
– Не философствуйте, профессор! Брать будете?
Мои толстяки купили угря на станции Бологое – не поленились встать в четыре часа утра.
– Нет, я есть сам не буду, Кабан, это детям.
– Я тоже не буду, Кабан, это Белке.
«Интересно, сколько они продержатся?» – засыпая, думал я. А еще я думал о том, что в медицине ЖКТ – это желудочно-кишечный тракт. А у нас получился тракт железнодорожно-кишечный.
Через год мы договорились встретиться снова.
Два маленьких прицепа к 24 вагонам
Прицеп 1
Была еще одна поездка. Давно. Уже настоящая врачебная практика. На вокзале мы все фотографировались. Миша, Вова, еще Вова, Саша. Потом поездом, точнее электричкой, часа три и автобусом тоже три. Видимо, из-за электрички я и не напечатал эту историю в журнале «Саквояж СВ». Какие в электричках СВ? Так мы оказались в городе М. Нас поселили в классе бывшей церковно-приходской школы. Которая, впрочем, работала как нормальная в наше советское тогда время. Туалет на пять дырок. Не могу понять, как это возможно и как должно измениться мироощущение мальчика, а тем более девочки, которые совершают акт дефекации в компании, пускай даже однополой.
Ужас!
Утром настоящий врачебный прием. Вечером выпивали. Закуски навалом из столовой больницы. Оладьи были толщиной в два пальца и площадью в две ладони. Блиноладьи.
На мой день рождения упились вусмерть. Еще несколько дней везде находили оладьи, часто с потушенными в них окурками. А один будущий врач стошнил в титан с питьевой водой. Утром пошли на водопой, сухость же адская. А там…
И вот поступает больной с заглоточным абсцессом. Его решают отправить на вертолете в областной центр. Миша садится в кабину с пилотом, я – в салон с больным. Салон – это нос к носу. Это меньше холодильника. Поднялись. Через пять минут мой больной стал задыхаться. Надо здесь сказать, что по закону каждый врач обязан сделать трахеотомию чем угодно, то есть разрезать трахею или проткнуть в ней дырку гвоздем, чтобы больной задышал. А мне этого набора трахеотомического не дали. А я просил. Я тогда понял, что точно сделал бы ему дырку. Легко. Дырку в горле, чуть ниже адамового яблока. А у меня под рукой нет ничего острого. Я стучу в стекло пилоту и показываю, что надо садиться. Мы садимся в центре гигантской черной пашни. Вытаскиваем больного и кладем его на чернозем. В белом развевающемся халате я бегу к трактору, стоящему далеко. Бегу и ору: «Нож, дайте мне нож!» Два тракториста, только что разлившие по полстакана и подносившие их ко рту, застыли как мумии и молча, без вопросов, дали мне перочинный нож. Я бегу, падая, обратно. В белом халате по черной земле с ножом. Не добежав, я понял, что опоздал. «Все, труп…» – это Миша. Загружаем труп в салон и обратно летим уже с трупом. На вскрытие я не пошел. Это был мой первый труп. Все говорили, что человек этот был полное дерьмо и все даже рады его смерти. Даже мать. А мне его было жаль. Это же надо умудриться так бездарно прожить свою жизнь, чтобы о тебе никто не жалел. И умереть от заглоточного абсцесса, возникшего после выпитого ковша холодной воды в жару, после дикого перепоя.
