Не дожидаясь благодарностей, эльфина быстро вышла наружу, оставив старшего сурового садовника в одиночку решать: что же на него свалилось — величайшая удача или же самое большое несчастье?
Так ничего и не решив, он собрал недописанные листы своей «Истории», превязал их тонким побегом вьюнка и забросил труд многих лет на дальние ветви своего жилища — туда, где не приходилось ему бывать еще ни разу за четыре сотни прожитых весен. Потому что понял он, что его «История» не имеет никакого отношения к тому, что происходило на самом деле, описывая лишь внешнюю, видимую самым тупоголовым идиотам сторону событий. А если, занимаясь историей, ты не пишешь правду, тогда ты пишешь сказку. Но сказочников и без Ладиэля полно — и в лесу, и в горах, и в степях и даже у бестолковых людей есть масса сказочников. И быть лишь одним из них — пусть и самым точным в описании ничего не значащих деталей? Увольте.
И поэтому, на следующий день, прихватив с собой некоторое количество Красного Обращающего Камня (ведь люди больше всего на свете любят золото, а Красный Камень обращает в золото любой металл, которого коснется), Ладиэль покинул тенистые аллеи Великого Леса.
Ступая на выжженную солнцем траву, он оглянулся. И потом долго шел, решая: привиделось ему или на самом деле прекрасная Глодитроэль помахала на прощанье рукой с вершины Священного дуба?
Глава 22. Королевские поручения
Хильдерик не спал. Уже вторые сутки.
Пусть глупые обыватели-подданные думают, что быть королем — синекура, не требующая ничего, кроме головы, на которую можно напялить корону и брюха, которое можно набивать чем угодно. На самом деле это совсем не так. Быть королем — это страсть, игра, наваждение, от которого невозможно отказаться и которое трудно нести. Оно поглощает всю жизнь, все существо человека без остатка и даже в отхожее место приходится ходить не так как все — немного стесняясь и сторонясь лишних глаз, а буквально как на турнир — с высоко поднятой головой, и едва ли не при полных королевских регалиях. Это непросто. Но что-то, живущее в глубине души, каждый день снова и снова заставляет впрягаться в этот воз и тащить на себе корону и страну.
Нет, не то чтобы это был настолько неподъемный груз, что от него хотелось бы отказаться — напротив, вместе с тяжелыми обязанностями присутствовали и немалые возможности. Хоть в делах, хоть в развлечениях. Охота с тремя сотнями егерей и пятью сотнями отборных псов? Пожалуйста! Турнир, на котором очень трудно не стать победителем, если все знают о том, что под маской инкогнито скрывается драгоценный и обожаемый сами знаете кто? Конечно! Самые красивые и недоступные (разумеется, для прочих) женщины? Само-собой! Яства, прежде никогда невиданные никем в этом углу обитаемого мира? Сколько угодно!
И все это лишь за то, чтобы заниматься самым интересным делом на свете?! Иногда не высыпаясь, часто совершая ошибки, которые сам же себе и прощаешь, нередко поступая не так как хочется, а ровно наоборот, потому что так нужно? Да сколько угодно!! Он бы с радостью был еще тысячу лет королем!
Все было бы хорошо, если бы не некоторые вещи, которые хоть и были редки, но все же, бывало, происходили: Хильдерик очень не любил когда в его расчетах появлялся кто-то неизвестный. Вот и теперь, вернувшись со свадьбы своей бывшей невесты — малютки Борне, он в задумчивости теребил прядь волос, болтая в другой руке остатки долерийского в прозрачном кубке.
Герцог очень быстро напомнил своему королю об опрометчиво данном обещании исполнить любую просьбу. Словно давно к этому готовился. А ведь ничего не поделаешь — ляпнул — выполняй! Иначе какой же ты король? Нет, конечно, за эту малютку Борне старый лошак пообещал-таки добыть Стеруан и Перре, и если бы Хильдерик был чуть-чуть настойчивее, глядишь и сам Фавила был бы обещан. Но король должен быть великодушным! Должен-должен-должен! Это слово каждый раз вызывало у Хильдерика приступ злости. Но контролировать себя он научился еще лет в десять, и с тех пор никто не мог сказать, что король часто поддается чувствам. Ни один смердящий пес!
