— Что?! — В вопросе стражника определенно скользнуло изумление. Не тем, что его спрашивают про пароль, а скорее тем, что неотёсанная образина, стоявшая перед шатром, вдруг заговорила. И назвала имя телохранителя.
— Пароль, говорю, не сменили? — Хорст сказал это громче и отчетливей. Повисла тяжелая пауза.
— Нет, — наконец ответил второй воин, стоявший перед входом.
— Спасибо, Эмиль, — поблагодарил его Хорст и, оглянувшись по сторонам, добавил, — тогда «Корона и клепсидра».
Телохранители молча расступились, и с подозрением косясь на странного крестьянина, освободили проход. Хорст, приняв их действия как нечто само собой разумеющееся, шагнул под полог. Барон хотел последовать за ним, но Хорст властно махнул рукой, приказывая! Сирру! остаться снаружи. Впрочем, удивлялся барон недолго, ведь крестьянин, переступая порог, успел отдать приказ и страже:
— Никого не пускать! Пока маршал не отменит. — И, нисколько не сомневаясь, что его требование будет исполнено, скрылся за опустившейся шторой.
Против воли растерявшийся барон застыл прямо перед скрестившимися у его носа алебардами. Очень скоро из шатра выскочили три испуганных человека, в которых барон признал лекарей, изводивших обозного старшину постоянными требованиями остановок на марше, чтобы пополнить запас травяных сборов. Коновалы серыми птицами скользнули мимо него и растворились в лагерной суете. Сирр как вкопанный простоял на одном месте довольно долго, ожидая, что вот-вот из шатра донесутся призывы маршала о помощи, но все было удивительно спокойно, ни одного звука не доносилось с той стороны. Телохранители, выпучив глаза от своего усердия и значимости порученного им задания, уставились на него. Он разглядывал их здоровые румяные рожи — и ничего не происходило! Устав стоять, Сирр осмотрелся вокруг в поисках чего-нибудь подходящего, заметил походный барабан, на который и уселся, ожидая, чем завершится так странно начавшийся день. К нему пару раз пытались сунуться герольды и сотники с какими-то мелкими вопросами, но барон, не вникая особо в детали отсылал всех к Де Лэю.
Глава 5. Бродерик, Гровель. Встреча
Бродерик, ступив под тень маршальских чертогов, потянул носом воздух, расслабляясь от присутствия знакомых запахов. От удовольствия он даже прикрыл веки, блаженная улыбка засияла на его лице. За то время, что он отсутствовал, ничего не изменилось, лишь у походной кровати, на которой лежало тщедушное тело военного гения, скорбно клевали носами три королевских лекаря, навязанных маршалу заботливым монархом.
— Пошли вон! — В его голосе прорезалась такая властность, что бедных медикусов как ветром сдуло с насиженных мест.
Бродерик, неторопливо ступая, подошел к своей кровати, на которой под одеялом лежало его старое тело и пристально щурилось на него полуслепыми глазками. Бродерик уселся на табуретку, оставшуюся от лекаря, и сказал:
— Ну, здравствуй, маршал… или как тебя там?
— Ты кто такой, с-с-мерд? — Стуча зубами, ответило тело.
Бродерик ухмыльнулся:
— Разве важно, кто такой еще один неумытый землепашец? Нет, гораздо важнее, кто скрывается в теле прославленного маршала!
— Откуда… — Незаданный вопрос прервался догадкой, метнувшейся в глазах Гровеля, из-под одеяла выпросталась тонкая рука, ладонь сложилась в указующем жесте, и тот, кто был в теле маршала, прошипел: — сгинь, Нечистый! Сгинь!
— Да ладно тебе задуряться, милейший! Какой Нечистый?! — Бродерик легко перехватил сухую руку и уложил на кровать. — Разве непонятно, что мы с тобой в одинаковом положении? Ты в моем теле, я — в твоем…
— Нет! Нет-нет-нет-нет, — яростно зашептал Гровель, — это, — он снова показал на Бродерика пальцем, — не мое тело!
— Вот как! — Бродерик потер ладони, — всё интереснее и интереснее! Так кто же ты?
— Я уважаемый негоциант, конезаводчик, поставщик королевского двора, Ганс Гровель! Ты знаешь, что с нами случилось?
— Что с тобой случилось — понятия не имею. — Бродерик поднялся, подошел к столу, на котором ещё стояли остатки утренней трапезы, налил в кубок вина, и, запрокинув голову, осушил его до дна. Наполнил ёмкость ещё раз, но пить не стал. — Даже вкус теперь другой! Не знаю, что с тобой случилось, — повторил он, — а я молился Вседержителю о молодости. Получил вот, — он похлопал ладонями по своим мощным плечам. — Какие руки! В моем прежнем теле даже в молодости ноги не были такими сильными, как эти руки! А на свои ноги я никогда не жаловался: мог при случае лигу в полном вооружении пробежать. Представляешь, меч сломался, так я какому-то кнехту по каске кулаком! Всмятку! И каска и голова! Но особенно нравится то, что оказалось в штанах. Такой, я тебе скажу, инструмент! Инструментище! Слушай, чудно-то как: смотрю на тебя как в зеркало — вижу отражение, живущее своей жизнью. Голова кругом идет.
