Разумеется.
Режиссер. А-а… тогда прошу прощения, то есть я очень рад за вас, поздравляю…
Директор. Спасибо.
Режиссер. Какие-то идиотские слухи…
Директор. Ничего, не беспокойтесь. (идет в глубь сцены, рассматривает декорации).
Входит Заместитель.
Режиссер. Что это вы мне за вздор наговорили жене директора?.. И вообще все эти бредни?
Заместитель. Видимо, меня неправильно информировали. Ну предположим, что жена директора на самом деле жива.
Режиссер. Что ж тут предполагать — ведь она жива.
Заместитель. Может быть. Но в таком случае его неприязнь к женщинам выглядит еще более странно.
Режиссер. Ну, так что?
Заместитель. В принципе — ничего. Хотя, однако, с другой стороны…
Подходит Директор.
Директор. Пан директор, у меня трудности с этой Золушкой.
Директор. Да, слышал.
Заместитель. Может, на нее нажать легонько?
Директор. Не понимаю.
Заместитель. Ну, прищучить. Легонько.
Режиссер. Она ведь главная героиня, без нее нельзя.
Директор. Ничем не могу помочь. Вы знаете такое слово: гуманизм?
Заместитель. Гуманизм… Что вы под этим понимаете? Плакать при чтении сказок? Но ведь они потом возвращаются домой — и что? Убегают из дома в колонию!
Режиссер. Было так?
Директор. Случалось.
Заместитель. Знаете, какой им нужен гуманизм? Прижать их, посадить в карцер на хлеб и воду, обрить голову, запретить свидания, взгреть, — вот это и есть гуманизм. Это поможет им жить потом на свободе.
Директор. Что ж, я и сам временами сомневаюсь, должны ли мы давать им поблажки… Ведь они потом возвращаются в семьи… Однако нельзя же исходить только из этого! Мы должны достучаться до их душ, помочь девушкам найти и сохранить себя. В этом я вижу гуманизм. И то, о чём вы говорите, далеко не гуманизм, а нечто совершенно противоположное. Пожалуй, вам не слишком подходит роль воспитателя. Честно говоря, я это уже давно заметил.
Заместитель. Я окончил курс с отличными оценками.
Директор. Да, знаю, но это ничего не меняет.
Заместитель. Если говорить откровенно, то я вовсе не рвался на эту работу. Вообще-то я должен был стать летчиком.
Директор. Летчиком?
Заместитель. Да.
Директор. Не знал.
Заместитель. Все у меня шло не плохо, если бы не загвоздка со взлётом и посадкой. Я так ни разу и не приземлился.
Директор. Так каким же чудом вы здесь?
Заместитель. Инструкторы помогли.
Директор. А почему у вас не получалось?
Заместитель. Не знаю. Может, нервировало, что я всегда приходил на сбор последним.
Директор. Отчего же вы приходили последним?
Заместитель. Понимаете, любопытная штука. Каждый раз перед тем, как выбежать, я должен был сосчитать все койки.
Директор. Зачем?
Заместитель. Не знаю, сам удивлялся. Но если я так поступал, то, видимо, это зачем-то было нужно? Вы как думаете?
Директор. Не знаю, может.
Заместитель. Наверняка. Хуже всего, что этих коек было восемьдесят две. Если б меньше, то я, конечно, так бы не опаздывал.
Режиссер. Ну, репетируем, репетируем. Кавалеры просят дам. Встать парами.
Девушки загримированные кавалерами при помощи нарисованных усов, кланяются партнершам.
Режиссер. Золушка сейчас свободна.
Директор подзывает Золушку. На заднем плане продолжается репетиция. Расставляются танцующие пары, на трон усаживается Принц. Трон качается и трещит, в середине репетиции с грохотом разваливается.
Директор. Не хочешь играть?
Золушка. Я играю.
Директор. Но не хочешь ничего о себе рассказать?
Золушка. Нет. А что, вас напустили на меня?
Директор. В каком-то смысле. Не любишь сказок?
Золушка. Не люблю. Мне страшно много рассказывали сказок, особенно мой отец. Мы ходили в парк, он показывал мне уток — и что ни утка, то была заколдованная принцесса, что ни лягушка — то принц. Бедный отец, он сам верил в эти красивые сказки, — что уж обо мне говорить! Потом все это мне боком вышло… Так что будет?
Директор. Это зависит от тебя.
Золушка. Разве не будете пугать меня? Что разделаетесь со мной, если не соглашусь, и прочее в этом духе? Что вы так смотрите?
Директор. Так, смотрю.
Золушка. Только не заплачьте от жалости ко мне.
Директор. Не бойся. Если и заплачу, то от жалости к себе.
Золушка. К себе?
Директор. Есть основания.
Золушка.