А Антон вспомнил новогоднюю ночь, когда они вместе пели и веселились в комнате, которую снимали Виктор и Галина. Виктор, пьяный больше от счастья, чем от выпитого, вышел на кухню за чем-то, где курили остальные гости, и Галина, сидевшая на кровати рядом с Антоном, тут же властно обняла его за шею и жадно поцеловала. Антон не стал об этом говорить Виктору ни тогда, ни после, но сейчас, в Лефортовском парке, он подумал о том, что надо каким-то образом предостеречь Виктора и поэтому перешел на дружески грубоватый, слегка циничный тон:
— К сожалению, это правда, старик. И ты сам это прекрасно знаешь. Лично я всегда, когда глядел на тебя с Галиной, всегда убеждался, что ты достоин лучшего, лучшей судьбы, лучшего экземпляра слабого пола. Ты пойми, что все женщины — это дикие кошки, они никогда не поддаются окончательному приручению. И Галина, Галка твоя, была не птицей, а худой, голодной кошкой, которая отогрелась в твоем тепле и потянуло ее на волю, на охоту. Так что считай, что крупно не повезло этому Георгию Аркадьевичу, а тебе, наоборот…
Кстати, о делах, о твоей работе… Если уж тебе так худо со своим шефом-дураком, так что на нем свет клином сошелся? Поищем тебе другую работу, например в нашем министерстве. Хочешь? А лучше делай потихонечку диссертацию, будь вежливым и аккуратным, исполнительным, нужным человеком. Или тебе с этим Иваном Сергеевичем весь век свой жить?
— Опять двойное… — Виктору была приятна забота Антона, да он и сам переоценивал, переосмысливал свое поведение на работе, понимая, что своими декларациями о справедливости, что своими прямыми, открытыми действиями он ничего не добьется.
— Если хочешь, то даже тройное, — кивнул согласно Антон в ответ на слова Виктора. — Тебя освободили от стенной газеты? Прекрасно. Теперь присмотрись к тому, кто у вас всей наглядной пропагандой в институте заведует. Помогай этому человеку щедро, от души, не жалей для него ни времени, ни сил, а он тебя не забудет при случае. А случай будет, обязательно будет. Это будет твой козырь, твоя защита.
— Противно, Антон, — поморщился одной стороной лица Виктор. — Притворяться противно. Все равно, что в гостях — тебе подадут что-нибудь несъедобное, а ты должен есть да еще нахваливать — вкусно! А сам думаешь, как бы не отравиться…
— А ты думал, что все схватятся за голову — как же мы это просмотрели такого честного, такого принципиального человека, как Виктор Григорьевич Коробов. Ведь у него такие светлые идеи по повышению, простите, по понижению производительности, столь необходимых нашему народному хозяйству агрегатов. Это же гениально просто, что предлагает Коробов: надо требовать от агрегата, от человека только то, что он может, только то, на что он способен. И не больше! Вот тогда все станет ясно, все займет свои места. А вот Иван Сергеевич явно проявил близорукость, недооценил Коробова — давайте-ка мы их поменяем местами. Иван Сергеевич, конечно, человек исполнительный, ему как скажут, он так и сделает, но зато Коробов… Коробов — человек творческий, не так ли?.. Или ты наивно думал, что твоя синяя птица Галка прилетит и защебечет словами: "Чижик-Пыжик, я продала импортные сапоги с подковами и вензелями, не нужны они мне, глупости все это, подумаешь сапоги, не в них счастье, в старых похожу, только набойки отдам прибить, да в старых и гораздо удобнее, совсем не жмут…" Думаешь, другие ради тебя должны жертвовать своим?.. Будь умнее других, терпеливее и они сами с удовольствием окажут тебе ту услугу, в которой ты так нуждался, да еще поблагодарят тебя.
— Неудобно как-то, стыдно обманывать, — больше для вида смутился Виктор.
— Почему? — искренне удивился Антон. — Каждый живет в мире своих собственных иллюзий, один считает тебя плохим, другой — хорошим. А кто прав? Каждого устраивают избранные им иллюзии, каждому удобны именно свои заблуждения, никто не желает отказываться от них. Так какой отсюда следует сделать вывод? Наверное, лучше, чтобы у твоего врага или у человека, от которого ты зависишь, была бы о тебе хорошая иллюзия, а не плохая. Не так ли?
