Некоторое время они молчали.
Первым, как ни странно, нарушил молчание Малинин:
— Так ты…
Чалый недобро зыркнул на него и ничего не сказал.
— …тоже.
Да, Малина «потек», и это было уже совершенно очевидно…
Странно, но в этот самый момент, столь критический, сознание грабителя работало четко, и работало только на одно: что делать?
Бежать к куму, в оперчасть?
Бесполезно. Ну, замочат его, Кешу, а Киселев спишет нечаянную смерть на издержки производственного травматизма.
К хозяину идти?
Да какое там — полковнику Герасимову осталось до пенсии полгода, это знает вся зона, от Астры и до последних акробатов (педерастов), и он, хозяин, больше всего озабочен, как бы дослужить спокойно.
Остается только один вариант: побег. Но бежать одному по зимней тайге во время холода и бескормицы очень тяжело, и потому Чалый, взвесив все «за» и «против», решился.
— Так ты сука? — глядя исподлобья, спросил он у Малины. — Ну? Признавайся?
Тот мелко задрожал.
— Ну… Я не хотел, я не виноват… — Помолчав, он неожиданно спросил: — А ты, Чалый?.. Как же тебя Астра вызывает?
— Не твоего ума дело, — огрызнулся блатной. — Ну, как жить дальше собираешься?
Малина молчал — долго, напряженно. Чалый выжидал, однако ответа не последовало.
И тогда Астафьев решил перейти к главному:
— Бежать надо.
— Отсюда?
— Люди из Бутырки бежали и — ничего.
— Да тут же… тайга кругом, зима, холодно, с голоду подохну… Если бы весна или лето, "зеленый прокурор"… Да с товарищем. А так — один.
Нехорошая улыбка зазмеилась на лице Иннокентия.
— А кто тебе сказал, что ты один пойдешь?
В лице Малины мелькнула надежда.
— И ты?
— Я помогу тебе, — любезно произнес Астафьев. — Я ведь местный, тайгу хорошо знаю. Все равно ты на зоне не жилец… С сегодняшнего вечера.
Москвич хотел было что-то возразить, но, встретившись со стальным взглядом собеседника, решил промолчать.
"А он ничего… Фраер, конечно, но упитанный. И не очень старый", — подумал Иннокентий, цепким взглядом оценивая фигуру москвича.
* * *
До правилки оставалось три часа — за это время неожиданно скорешившимся Чалому и Малине предстояло составить план побега.
Они стояли на ступеньках жилого барака — и блатные, и мужики, и черти, и даже акробаты, казалось, уже знают о том, какая участь им уготована: такие косые и выразительные взгляды ощущали на себе ссученные.
Чалый, с окурком в зубах, отвел Малину в сторону и произнес:
— Так, на хоздворе — грузовик.
— Так ведь вертухаи ошиваются. — Москвич имел в виду охранников.
— И что? Они ведь без автоматов.
Действительно, ментам вход на зону с оружием строго запрещен — это касается всех, кроме хозяина и бдящих на вышке.
— Так…
— Не боись, прорвемся, — покровительственно улыбнулся Иннокентий и принялся излагать свой план: — Так, водила всегда пьян; сейчас вечер, значит, уже в стельку.
— И что?
— Ну и то. Горячо в очке? Водилу я беру на себя. Захватываем грузовик, тараним ворота. А там — непогода, пурга начнется, — мечтательно продолжал блатной, — будем катить, сколько бензину хватит.
— Куда?
— Куда подальше.
— А потом? — Казалось, Малинин не верит в перспективу быстрого избавления.
— Что-нибудь придумаем. Во всяком случае, это лучше, чем стоять тут и ждать, пока в тебе сделают одной дыркой больше…
* * *
Все получилось именно так, как и планировал Астафьев: водитель, полуграмотный удмурт, действительно был пьян в стельку. Ключи торчали в замке, поблизости никого не было. Ну а авторитет, которым пользовался тут Чалый, позволил и ему, и его товарищу по ссученности проникнуть туда, куда проникать было запрещено категорически.
А дальше все развивалось по элементарному сценарию: удар угольником по голове алкоголика — удмурт, обливаясь кровью, свалился под колесо.
Чалый, вскочив за руль, приоткрыл вторую дверцу — бледный, как январский снег, Малина, трясясь, сел рядом, и мощный трехосный ЗИЛ, взревев мотором, понесся к металлическим воротам. Под левыми колесами что-то неприятно хрустнуло, но беглецы в спешке не обратили на это никакого внимания. Удар бампером — и ворота разлетелись в разные стороны.
ЗИЛ быстро набирал скорость — наверное, немногочисленные еще трезвые менты, оставшиеся на хоздворе, паниковали, но это было уже позади.
