— Так ведь начальник я, — напомнил хозяин и Коробкину, и на всякий случай — себе, пока не напился и не забыл.
— Ну и выпьем по этому поводу. — Режимника трудно было чем-то пробить.
— Так меня же… Ну, ты сам, того, понимаешь. — Полковник сделал натягивающий жест рукой на бедра, будто бы беседовал с режимником не по селектору, а по видеотелефону.
— Ну и что? Позвони в Хабаровск, объясни ситуацию. Они, начальники гребаные, в городе живут, а мы тут, в берлоге. Грамотные стали, сволочи, а нам тут заживо гнить, — вдруг злобно подытожил Вася. — Позвони, наври, что вооружены, что у нас технические неполадки, сигнализация отключилась, что урки перед побегом всех псов отравили, оттрахали, сожрали. Кинологи подтвердят. Все, жду. — Бутылка нетвердо, но конкретно звякнула о край стакана, и связь оборвалась.
Неожиданно для самого себя полковник вспомнил то, что знали все: через полгода ему, заслуженному работнику МВД, на пенсию.
Идиллия! Дача, рассада, черная «Волга», жену можно уволить без выходного пособия… А главное — переехать на Большую землю, куда-нибудь на кормилицу-Украину, где есть дешевое сало и вкусный самогон…
А тут это ЧП: опять проверка прибудет, хорошо еще, если из Хабаровска, а то и вовсе из Москвы, из ГУИН (Главного управления исполнения наказаний), начнет домогаться, придираться, значит, надо вновь взятку давать, а это — «кусок» от будущей сладкой жизни…
Запищал селектор:
— Леша, так мы тебя ждем! У тебя что есть?
Резкий, скрипящий голос режимника вывел хозяина из состояния предпенсионного оцепенения: он посмотрел на початую бутылку «Пшеничной» и тут же разозлился на Васю Коробкина.
"Что лучше — объявить выговор или не дать водовки?" Ни хрена, завтра же накатаю черновик…"
Допив водку прямо из горлышка, полковник механически сунул пустую бутылку в широкий карман галифе и, покачиваясь, пошел к двери…
* * *
Малина прибыл через час и, как заметил Чалый по здоровому блеску глаз, с хорошими вестями.
— Ментов видел?
Тот подобострастно улыбнулся:
— Та-а.
— А то ты чего — небось, уже ломанулся в мусарню, стукнул, сука, что двое опасных преступников сбежали с зоны? — В Иннокентии еще бродил ночной спирт. — Я тебе сейчас правилку устрою, и Астра тебе покажется детским лепетом в песочнице. Я тебя на пику садить не буду. Очко чтобы подмыл, ясно?
— Да че ты, Кеша, в натуре, бля буду, я же свой, — униженно залепетал Малина, — я тебе новости хорошие принес.
— Ну?
— Телок нашел — класс! — от удовольствия Малина даже присвистнул.
— Не сезон еще, — немного удивился Чалый. — Рано. Где они пасутся?
— В магазине.
— Ты че? — Видимо, уркаган, сильно завернутый на активной педерастии, слово «телки» понимал слишком буквально.
— Да тут… продмаг. Рядом совсем. Две барухи — закачаешься! Толстые, зады — во, сиськи — во! В натуре, бля буду!
Чалый аж приподнялся:
— Ну!
— Рядом! С километр, — подтвердил шестерка. — И никого нет вокруг: наверное, все еще по вчерашней пьяни отсыпаются.
Взгляд Астафьева приобрел определенную осмысленность, свидетельствующую о здоровой половой ориентации.
— Ну, тогда веди…
* * *
Продмаг открылся полчаса назад: невыспавшиеся продавщицы, поминутно зевая, обсуждали подробности вчерашнего вечера и его естественного ночного продолжения, хотя последнее получилось не совсем естественным.
Та, что стояла в промтоварном отделе, злобно щелкала костяшками счетов. Она была еще молодая, но уже стерва: об этом свидетельствовали и тонкие змеиные губы, и хищный нос, и треугольный подбородок, и зеленые глаза, горящие ненасытным огнем.
— А вчера Паша, козел, приходил, литруху моего спиртяры выжрал, я думала, останется, а он свалил спать, — вздохнула Клава.
— Ах, Клава, вот мужики-то пошли! Одной бутылки — мало, одной бабы — много. А ко мне вчера китаеза приходил…
— Ли Хуа, что ли? — Клава назвала известного в регионе торговца дешевыми шмотками из страны победивших рыночных реформ Дэн Сяопина.
— Ли Хуа, а сам ни хуа. — Вторая продавщица от остервенения с шумом вдохнула в себя пронизанный селедкой и пылью воздух, выдохнув его лишь со смачным зеленоватым плевком — тот со снайперской точностью опустился на окаменевшую буханку хлеба.
